Назад Наверх

Перетартюфить «Тартюфа»

Поэт, переводчик, журналист, театральный и арт-критик Сергей Самойленко специально для «ОКОЛО» подготовил материал о назревшей необходимости и трудностях современного перевода комедии Ж.Б. Мольера «Тартюф», над которым он работает и совсем скоро будет готов представить аудитории. И с разрешения автора мы публикуем фрагмент перевода. 

За последние несколько месяцев меня достало до печенок отвечать, чем я занят. Скажешь честно, что переводишь мольеровского «Тартюфа», обязательно спросят: «А что,  его еще не перевели на русский?».  Какой-то Булгаков,  ей-богу: «Разве уж и пьес не стало… Зачем же вам тревожиться сочинять?». Бывала, конечно, совсем анекдотичная реакция, когда человек  просто  не знает, кто такой Тартюф. Проще написать, чем каждый раз объяснять устно.

 

Четвертому не бывать?

Перевели, если кто еще не знает.  И не раз. Совсем старые переводы вспоминать не будем (я их  и не видел, если честно). Но за сто с небольшим последних лет есть три перевода   бессмертной  комедии Жана-Батиста  Мольера.

Первый, авторства поэта и переводчика Владимира Лихачева, вышел в Санкт-Петербурге в 1887 году (почетный отзыв и пушкинская премия Академии наук). Второй  сделан Михаилом  Лозинским, опубликован в 1937 году в мольеровском собрании сочинений издательства «Академия». Третий — Михаилом Донским, премьера «Тартюфа» в Театре на Таганке в 1968 году была в его переводе.

Известно, что Островский незадолго до смерти предлагал поэтессе Мысовской перевести на пару всего Мольера – но увы и ах.  Да, «Тартюф» — очевидно не «Гамлет», не дающий поэтам и переводчикам покоя, но все-таки. Да я  и сам  еще год назад был уверен, что  с переводом «Тартюфа» полный порядок.  Но тут, на мою голову, пьесу  начал ставить «Первый театр», а меня попросили рассказать труппе о Мольере,  истории написания и постановок «Тартюфа», о современных спектаклях. Воленс-неволенс полез сначала читать оригинал — и сильно впечатлился.

Разговоры о том, что для современных французов этот текст совсем древний и непонятный, мне кажется, сильно преувеличены. Вбиваемый в школе «Тартюф», наверное, вызывает стойкую идиосинкразию к Мольеру, но то, что мольеровский  язык устарел не сильнее, чем для нас пушкинский — факт. Рискну предположить (мое субъективное суждение), что наш Грибоедов звучит архаичнее.

Не говоря уж о сути — и вся история, и герои, особенно тот, что на букву Т, оказались настолько современными, что просто ужас. Не случайно его так ставят, не переставая. Приводить примеры спектаклей излишне, думаю.  Что там на слуху – Тальхаймер, Григорян, Козлов, Коршуновас?

 

В общем, так получилось, что заглянул  в переводы во вторую очередь. И понял, что  мои представления о комедии сильно расходятся с тем, как она выглядит на языке родных осин. А еще сильнее когнитивный диссонанс стал нарастать, когда я посмотрел и несколько репетиций. Не то что я в первый раз услышал мольеровский текст в переводе Донского со сцены, но тут  он стал по-настоящему резать ухо. Монотонностью, скукой, архаикой – причем архаикой даже не лексики, а интонаций.

Точность против смеха

Уместно вспомнить, что писал про перевод Лозинского Корней Чуковский в книге «Высокое искусство», это имеет прямое отношение к теме.

В одной из глав он вспоминает, как видел когда-то в Художественном театре «Тартюфа» в переводе неизвестного поэта — и лишь потом вспомнил, что это перевод Владимира Лихачева, знакомый ему с детства, который он с сестрой разыгрывал в самом нежном возрасте.

Чуковский пишет о том, почему Художественный театр предпочел этот старый, неточный, написанный разностопным грибоедовским ямбом перевод точному выверенному переводу Михаила Лозинского, в котором  с добросовестной тщательностью воспроизведены и однообразная ритмика подлинника, и чередование рифм. И даже, пишет Чуковский, передана архаичность мольеровой речи.

Почему, почему… Потому что когда современник Мольера смотрел эту пьесу на сцене, она не звучала для него архаично.  А старый перевод Лихачева, пишет Чуковский, наиболее верен, наиболее близок к французскому подлиннику, хотя в нем и отсутствуют те показатели точности, которые есть в переводе Лозинского.

И далее Корней Иванович говорит о том, что на русском александрийский стих звучит ходульно, чужеродно, напыщенно, тогда как для французов — это дело домашнее, они привыкли к нему, как мы к некрасовскому трехсложнику или к четырехстопному ямбу: «…никоим образом нельзя поставить знак равенства между тем, как ощущалась поэтическая форма во Франции XVIII века, и тем, как ощущается она современными советскими гражданами. Здесь разные комплексы разных исторически обусловленных чувств».

От себя добавлю, что несимметричность еще и в том, что французский александрийский стих разнообразнее ритмически за счет подвижности ударения внутри строки — его можно и декламировать, и произносить как прозу. А на русском этот шестистопник, с цезурой или без, звучит механистично, монотонно, и способов преодолеть эту монотонность не придумано. Хоть ты произноси его как рэп, хоть как некую скоморошину — все равно через пять минут перестаешь воспринимать, особенно в длинных монологах.

Как это делается в Англии

В размышлении о русском «Тартюфе» я заглянул к англичанам и был слегка потрясен. В театральном и читательском обороте более десяти различных переводов мольеровской комедии, самый старый из переиздающихся относится к восемнадцатому веку, а остальные сделаны за последние сто лет. Причем есть и совсем новые, нашего столетия. Разнообразие подходов поражает – прозой и стихом, в рифму и без, александрийским стихом, пятистопным и четырехстопным ямбом, есть и эквилинеарный.

Споры о переводах удивительно похожи на наши проблемы: непривычная для английского уха монотонность александрийского стиха, другой его культурный код, выбор между архаизацией и современностью. И в театральном, и в книжном обороте, естественно , переводы различные – на выбор режиссера. Замечу, что и «Мизантроп» на английский переведен несколько раз, это вторая по количеству английских переложений мольеровская комедия. Их и издают чаще всего под одной обложкой.

Патина и плесень

Собственно, о чем это я? О том, что, по словам Чуковского, важней всего в Мольере смех — то веселый, то горький, «уже четвертое столетие раздающийся в театрах всего мира»: «Так что наиболее точным переводом Мольера мы должны признать совсем не тот, где педантически переданы и строфика, и ритмика подлинника, и его цезуры, и его система рифмовки, но тот, в котором, как и в оригинале, звучит молодой, заразительный мольеровский смех». А в переводе Лозинского его-то и нет. Добавлю от себя: и в переводе Донского тоже. Может, полвека назад и был, но сегодня — увы.

Попробую объяснить.  Я нисколько не пытаюсь очернить  качественный, местами блестящий перевод Михаила Донского (а в основном последние полвека  ставят его, хотя переиздают все три) — для своего времени он был,  согласен, ступенью.  Точный (насколько возможно стихотворному переводу), сохраняющий  строфику  александрийского стиха,  действительно более современный, нежели текст Лозинского.

Вот,  что он сам писал в ответе на анкету в сборнике «Вопросы перевода»:  «Перевод «Тартюфа» возник в полемике с переводом Лозинского (где переводчик ставил себе задачу, как я понимаю, создать произведение, покрытое патиной старины, каким является «Тартюф» для современных французов); мне, напротив, захотелось освободить комедию Мольера от архаики и вернуть ее на современную сцену, сохранив лишь аромат старины…». И обмолвился: льстит себя надеждой, что его переводы классических комедий (Мольера в том числе) будут  удовлетворять требованиям читателя и театрального зрителя в обозримом будущем. Действительно, перевод «Тартюфа» удовлетворяет до сих пор. Насколько полно — вопрос. Мне кажется, главным образом потому, что нет новее.

Вообще, нехватка новых переводов Мольера – это реальна проблема. Я уверен, допустим, что редкое появление на сцене «Мизантропа»  обусловлено только древним переводом Щепкиной-Куперник.

В будущее возьмут не всех

Мне кажется, мы живем в будущем уже совершенно  «необозримом», в котором разница между переводами Донского и Лозинского  почти неразличима — в смысле их архаичности, имею в виду. И тот и другой перевод покрыты не то что патиной времени, а  заросли мхом. Даже не потому, что «ужель», «рацеи» и «шутихи»  дают не аромат старины, а запах плесени, — отчетливо устаревшей лексики не так много. Главным образом потому, что перевод Донского обветшал интонационно.

Та задача, которую Донской ставил — дать читателю и зрителю возможность воспринимать мольеровский текст как современный, наверное, отчасти была решена. Но сегодня, хоть убей, этот перевод «не работает». И чтобы вернуть русскому «Тартюфу» свежесть, остроту, смелость, смех, наконец, (комедия все-таки!) — нужен перевод новый. Ну а какой «Тартюф» без остроты и смеха? Музей, нафталин, да и только.

Собственно, об этом и речь: перевод Мольера должен быть смешным. А также острым, язвительным, задевающим — в том числе религиозные чувства.

Пьер Менар, автор «Тартюфа»

Стоит напомнить уже разошедшийся на примеры в любой области рассказ Борхеса «Пьер Менар, автор «Дон Кихота». В этом рассказе, напомню на всякий случай, герой пишет несколько глав из романа Сервантеса, буквально совпадающих. Но это совершенно другой текст, написанный человеком XX века, и смыслы в нем те, о которых Сервантес не подозревал.

Та же самая штука с «Тартюфом». Когда Донской переводил комедию, не было речи ни о влиянии РПЦ, ни о «двушечке» за «поп-молебен» и «пятерочке» за репост в соцсети, не было тоталитарных сект, которым адепты отписывают свое имущество, не было рейдерских захватов, не было судебных приставов, наконец. И вряд ли Михаилу Александровичу были внятны, как нам, слова Оргона о том, что Тартюф способен найти малейший повод для оскорбления религиозных чувств – их, собственно, в переводе и нет. А либертен, переведенный им как «вольнодумец», сегодня может быть с полным правом заменен на «атеиста»… Ну и еще много подобного.

На сложных щах

Короче, мне очень сильно захотелось, чтобы «Тартюф» зазвучал на русском языке без архаики. «Тартюф» второй свежести — это какой-то абсурдный нонсенс. И зазвучал в первую очередь со сцены. Поэтому изначально ориентация была на театр — со всеми вытекающими.

Решиться на затею было не просто. Одно дело переводить современный французский «бульвар», пусть и весьма неглупый, такой, как Ясмина Реза, Себастьян Тьери или Эрик-Эмманюэль Шмитт, другое — взяться за большой стихотворный перевод. Пугал не хрестоматийный статус классической комедии, а боязнь вынужденной версификации, что ли.

Попробую объяснить. Поэт, по моему глубокому убеждению, не профессия. Поэт не владеет (как правило, хотя бывают исключения) навыками навскидку и без труда зарифмовать энное количество строк хоть на заказ, хоть для души. Версификационные инструменты и умения возникают ниоткуда для конкретного текста — и редко когда применимы для другого. Текст может быть, естественно, объемным — размером с книгу стихов. Тем не менее, комедия в стихах — совсем другой коленкор.

С другой стороны — кто, если не я? Я что-то не вижу очередь из поэтов и переводчиков, готовых переводить стихотворную драматургию. С французского, во всяком случае. Пара человек, наверное, не больше. Как-то обидно – вон «Гамлета», и вообще Шекспира, переводят без остановки, а Мольера — шиш. Сказано — сделано. Перевод готов на четыре пятых, можно говорить о том, что что-то получается.

О принципах,  на которых построил перевод, нет смысла рассказывать, пока он не прозвучал со сцены или не опубликован. Если вкратце, я постарался обойтись без архаики и монотонности. Добавить языковой игры, иронии, стихотворного юмора, и, в гомеопатических дозах — анахронизмов, разговорной лексики, современного жаргона и нефранцузской фразеологии. Чтобы получился сложный коктейль. Или, как говорят сегодня, на сложных щах.  Труднее было найти более современные, свежие интонации в выбранном в качестве размера свободном чередовании шести- и пятистопного ямба (грибоедовский ямб, которым  переводил Лихачев, сегодня еще более архаичен, имхо).

Не сомневаюсь, что получу по первое число от пуристов за торчащие в тексте «звездюлей», «хабалка», «по ходу», «ни фига», «жесть» — ну так эти занозы и должны торчать и царапать. Сделать гладко – не проблема. Сделать остро и смешно – вот в чем вопрос.

Если говорить о точности – это не менее точно, чем у Донского и Лозинского. Это перевод, причем вполне строгий. По смыслу, строфике, объему. Разумеется, есть отступления — но они всегда сознательные и оправданные. Да, иногда смещены акценты, передвинут фокус в шутках, чуть-чуть  что-то  сокращено или, наоборот,  чуть расширено. Но в целом, еще раз – это именно перевод. Причем часто за счет современной лексики и простого синтаксиса получается точнее – у Мольера вообще-то построения точные, ясные, логичные.

Наконец, хотелось, чтобы перевод чего-то стоил и как стихи. Чтобы поэзия там хотя бы ночевала. А ощущения версификации не было. Мольер неплохой, мягко сказать, поэт. Не буду скромничать, но некое ощущение, что я не просто перевожу, но и пишу свои стихи — оно есть.

Какая у этого перевода будет жизнь, даже не берусь загадывать. Никто мне его не заказывал, никому я ничем не обязан. Конечно, сделан он в расчете на сцену – иначе, зачем переводить Мольера. Театр, конечно, страшно неповоротливая, инерционная машина, но если этот «Тартюф» театру пригодится — прекрасно. Если нет — не умру, делал я его в первую очередь для себя. Лучшие вещи всегда пишутся в первую очередь для себя.

ТАРТЮФ (фрагмент перевода)

Акт 2

Сцена 1

ОРГОН

А ну-ка, дочь…

МАРИАНА

Отец…

ОРГОН

Иди ко мне поближе,

Хочу потолковать.

МАРИАНА

Что ищете вы?

ОРГОН

Тише!

Смотрю, чтобы чужих тут не было ушей.

Коснется разговор интимнейших вещей.

Нет, вроде никого. Короче, ближе к делу,

Покладистый твой нрав мне по душе всецело

Я кротости твоей, признаюсь, очень рад.

МАРИАНА

Отцовская любовь превыше  всех наград.

ОРГОН

Да, дочка, ты права! А чтоб снискать награду,

Отцу всегда во всем повиноваться надо.

МАРИАНА

Повиновенье есть мой долг перед отцом.

ОРГОН

Вот! А скажи, Тартюф — что думаешь о нем?

МАРИАНА

Кто, я?

ОРГОН

Конечно, ты. Не торопись с ответом.

МАРИАНА

Что вы хотите, то и думаю об этом.

ОРГОН

Звучит неглупо. Что ж, признайся, дочь моя

Блестящий этот муж годится ль нам в зятья?

С благословенья моего, допустим, вдруг он

Растрогал сердце нам и стал супругом?

Ну что?

Мариана с удивлением отступает

МАРИАНА

Что?

ОРГОН

Что  тебе велит дочерний долг?

МАРИАНА

О чем вы?

ОРГОН

Я о нем.

МАРИАНА

Никак не взять мне в толк,

Растрогал сердце кто, с какого перепуга?

С благословенья кто кому вдруг стал супругом?

ОРГОН

Тартюф.

МАРИАНА

Отец, прошу, не вынуждайте лгать,

Тартюф мне не милей, чем подзаборный гад.

ОРГОН

А я не против, чтоб все это стало правдой,

Или приказ отца исполнить ты не рада?

МАРИАНА

Отец, молю!

ОРГОН

Вот-вот, намерен я, клянусь,

Устроить ваш союз посредством брачных уз.

Он будет твой  супруг, а ты его супруга,

Согласно долга.

Сцена 2

Оргон, Мариана, Дорина

ОРГОН

Эй, да ты, видать, подруга,

От любопытства потеряла стыд.

Подслушиваешь? Я тобой по горло сыт!

ДОРИНА

Слыхала я, ходили разговоры,

Намеки  на марьяж,  мол, скоро иль не скоро.

Надеюсь,  это просто шутки,  но

От этих шуток мне нисколько не смешно!

ОРГОН

Так думаешь ты, эта свадьба невозможна?

ДОРИНА

Ей-богу, вам самим в нее поверить сложно.

ОРГОН

Я  вас заставлю всех к ней отнестись всерьез.

ДОРИНА

Ой, вы такой шутник, что мне смешно до слез.

ОРГОН

Сама увидишь вскоре, хохотушка!

ДОРИНА

Вот насмешили!

ОРГОН

Это  не игрушка!

ДОРИНА

Папаша  ваш шутить умеет как никто.

ОРГОН

Я уверяю вас…

ДОРИНА

Не верим ни за что.

ОРГОН

Меня ты довела, и гнев мой будет страшен!

ДОРИНА

Все, верю! Но тогда, увы,  плачевны ваши

Дела. Хоть  у вас  премудрый вид такой,

Усы и борода белы как снег зимой,

А так попасть впросак.

ОРГОН

Мне кажется, нахалка,

Что плачет по тебе увесистая палка!

Не много ль на себя ты, милая, взяла?

ДОРИНА

Ну что ж, поговорим про брачные дела.

Вы издеваетесь? На что это похоже?

Что общего у этого святоши

И вашей дочки? Тот еще прохвост!

Хотите все добро пустить коту под хвост

При голозадом проходимце-зяте?

Он шаромыга, он проныра…

ОРГОН

Слушай, хватит!

Пусть за душой сейчас у парня ничего,

Тем более должны мы уважать его.

Его нужда честнее без сомненья

И выше, чем роскошные именья.

Да, он свое богатство растерял,

Презренный он не уважал металл,

На тленные не обращал вниманья вещи,

А думал  только  о душе,  о вечном!

Он с помощью моей добро себе вернёт,

Сторицей возвратит потерянный доход.

Тучны его стада и земли плодородны,

А значит, человек он вправду благородный!

ДОРИНА

Так уверяет он, но это хвастовство

Немного с набожностью не того…

Тому  кто хочет жизнь вести святую,

Кичиться знатностью я не рекомендую.

Кто верует взаправду,  тот смирен,

И для него происхожденье — тлен.

Незрелые плоды на родословном древе!

Да это грех гордыни, в самом деле!

Вас вижу, ранит этот разговор.

Подпишите пускай вы брачный договор,

Согласно коему получит вашу дочь он.

Увольте, сударь, это все не очень…

Вы разве не должны, затеяв сей альянс,

Последствия  учесть и подвести баланс?

Угроза добродетели дочерней

В союзе с этим жуликом. Зачем ей

Зря верность соблюдать и честь хранить кому?

Такой кирикуку ни сердцу ни уму.

А если вдруг она решит пойти налево,

С вас за нее по полной спросит небо!

Подумайте еще, вам этот брак,

Не принесет материальных благ,

Лишь навлечет беду. Вам что, семью не жалко?

ОРГОН

Ну дожили! мораль взялась читать служанка.

ДОРИНА

Не помешало б вам мой вызубрить урок.

ОРГОН

Отцовская любовь, боюсь, идет не впрок.

Пора мне, дочь, принять решительные меры.

Да, правда, обещал я этот брак Валеру

Но тут узнал что он игрок и атеист,

Не ходит в божий храм  и на руку не чист!

Нет, нам такой жених не нужен, сто процентов!

ДОРИНА

Хотите, чтоб бежал он вслед за вами в церковь

И с постным видом там крестился напоказ?

ОРГОН

Я мненья вашего не спрашивал пока-с.

Мы заключим сей брак по воле провиденья,

Богатство — ерунда, тут главное не деньги,

Хотела замуж?  Что ж, сбылись твои мечты,

Супружества познаешь радость  ты.

Совет вам да любовь, согласия и счастья,

Как пара голубков воркуйте,  не печальтесь.

Будь мудрой, дщерь моя, супруга не гневи

И сможешь из него всю жизнь веревки вить.

Я, дочка, так решил, покорна будь всецело

И мужу будь всегда верна душой и телом.

ДОРИНА

Она ему на лоб приделает рога.

ОРГОН

Фу!  Что за слово!

ДОИНА

Грех не сделать дурака,

При всех её достоинствах без меры,

Из этого ханжи и лицемера.

ОРГОН

Молчать!  Перечить мне взяла она фасон,

Все вкось, все поперек, ни слова в унисон!

ДОРИНА

Я только лишь о вас  пекусь,  радею.

ОРГОН

Мерси. А помолчать — не по душе идея?

ДОРИНА

Все из любви к вам! О, лямур-тужур!

ОРГОН

Не стоит, право. Это чересчур!

ДОРИНА

Не разлюблю вас ни за что, хоть режьте!

ОРГОН

Ох!

ДОРИНА

Вам помочь пытаюсь, сударь, прежде

Чем превратитесь вы в посмешище кругом!

ОРГОН

Впустую только мелешь языком.

ДОРИНА

Не позволяют мне молчать ни долг ни совесть,

За имидж ваш я страшно беспокоюсь.

ОРГОН

Змеиный твой язык я выдеру под ноль!

ДОРИНА

Вы гневаетесь? Разве не грешно ль?

ОРГОН

Я чувствую, вожжа тебе под хвост попала!

Ну ничего, я сам заткну твое хлебало!

ДОРИНА

Но думать перестать  я не смогу.

ОРГОН

Да на здоровье, лишь бы ни гу-гу,

Иначе…. Ладно, все.

Обдумав все и взвесив,

Решил я сделать так..

ДОРИНА

Меня молчанье бесит,

Как чешется язык!..

ОРГОН

Согласен, что Тартюф

Не щеголь, но …

ДОРИНА

Слащав  как пахлава во рту.

ОРГОН

Я знаю что Тартюф тебе не симпатичен,

Зато полно других достоинств…

ДОРИНА

Да, двуличен.

Была б я вашей дочкой — точно шиш

Имел меня церковный этот мыш,

У женщины всегда найдётся способ мщенья,

Супругу отомстить за брак по принужденью.

ОРГОН

Я вижу, наплевать, тебе на мой приказ?

ДОРИНА

Не с вами говорю и не касаюсь вас.

ОРГОН

А с кем тогда?

ДОРИНА

С собой  веду я диалоги.

ОРГОН

Прекрасно. Преподам тебе тогда  урок я.

Получишь ты сейчас по первое число.

ДОРИНА

За что?

ОРГОН

За свой язык, размером с помело.

Сейчас ты огребешь затрещин и заушин.

Должна ты, дочь моя…  Одобрить выбор мужа…

Поверь мне, этот муж…. Точнее, этот зять…

А ты чего молчишь?

ДОРИНА

Мне нечего сказать.

ОРГОН

Хотя б словечко.

ДОРИНА

Нет ни силы, ни охоты.

ОРГОН

Я убедил тебя?

ДОРИНА

Какой-то бред, по ходу.

ОРГОН

Решил я…

ДОРИНА (убегая)

Жениха такого гнать взашей!..

ОРГОН

(Хочет дать ей оплеуху но промахивается)

Не женщина — чума, в любую влезет щель,

Введет во грех и доведет до гнева

Отшельника, святого, приснодеву!

В висках стучит, в глазах сплошной туман.

Пойду-как я пройдусь, чтоб не сойти с ума.