Назад Наверх

«Три сестры» в «Красном факеле»: Подсматривать за ними интересно

Актуальная тема 06.10.2015 Валерия Лендова

«Три сестры». А. Чехов.
Новосибирский академический драматический театр «Красный факел».
Режиссер Тимофей Кулябин, художник Олег Головко, художник по свету Денис Солнцев.

 

Многоликий Евреинов, посетивший МХТ в начале прошлого века, таким образом сформулировал свои впечатления: «Когда я вижу чеховские пьесы в исполнении актеров школы Станиславского, мне всегда хочется крикнуть всем этим до кошмара жизненно исполненным героям: идите в театр! Да-да! И дядя Ваня, и три сестры, и Чайка-Заречная и даже Фирс – все пойдемте в театр! Вы освежитесь! Вы станете другими. Вот откровенно иная возможность бытия, иные сферы».
Люди театра и поверили, и пошли. И даже достигли успехов. И даже наш «Красный факел» внес в это дело свой вклад – после спектаклей Тимофея Кулябина в страшном сне никому не приснилось бы заикаться «о кошмарах слишком жизненного исполнения».

Три сестры555

И в последней премьере резкость авангардных приемов позволяет избежать подобных упреков. Крышу прозоровского дома сняли буквально: и вид сверху открыл нам человеческий лабиринт с хозяевами, друзьями, входящими-уходящими, постояльцами и слугами. Однако в густонаселенном лабиринте тихо, все безмолвствуют, начиная рассказывать о себе жестами, мимикой, нюансировкой, движенческой пластикой. Вокруг каждого персонажа взметается целый вихрь непонятных движений. Смотришь, как через стекло. А через стекло, как известно, люди те же да не те – подсматривать за ними интересно. Мелочи и подробности раскрывают жизнь в режиме on-line – здесь все течет, как течет, не стесняясь себя, иначе стала бы Наташа так откровенно трудиться над своим лицом и телом, бормоча что-то о Бобике, не давая читать Андрею? Стала бы так вдумчиво рассматривать нижнее белье, собираясь всего лишь прокатиться в санях с Протопоповым? А потом прятаться за дверцами «многоуважаемого шкафа», чтобы выскользнуть из дома незамеченной?

Три сестры66

Проходные сцены обрастают неожиданными подробностями, а те, которых ждешь, идут как откровенно проходные. Бесконечно долго, по-русски куражится пьяный Чебутыкин. Собираешься посмотреть, как Вершинину наконец-то удастся у Прозоровых выпить чаю – вот и самовар уже на столе, и все рады присоединиться, но Соленый откровенно охотится за конфетами и, в конце концов, разгоняет всех. Смешно! Как и то, что Ирину достают то из шкафа, куда она прячется от Соленого, то из-под стола, где девочка рыдает, что Москва от нее все отдаляется и отдаляется. «Фламандской школы пестрый сор». Сыплется на тебя как из мешка все, что не для широкого обозрения. Тузенбах неумело, как ребенок, заигрывает с Ириной – ничего не отретушировано, не вычищено. Но то, что может показаться «самодемонстрацией театра», вдруг обнаруживает иной смысл. На первый план реально выступает именно физическая сторона человеческого существования, и выясняется, как это важно: бытовые подробности как свидетельства длящейся жизни, пусть скучной, однообразной, лишенной «общей идеи» – но живой. Данной нам в ощущениях разных, но общих с другими людьми, неважно, каких они взглядов и веры.

Три сестры11

Попытки глубинно-психологически рассматривать каждого героя, мне кажется, здесь не возможны и не важны – не важно, кто прав, а кто не прав, важно, что мир уже и у тех, и у других качнулся под ногами. Кулябин выстраивает ситуацию «мира на грани» и человека в нем, которому предстоит разделить общую судьбу. Еще до «Вишневого сада» Чехов оказывается пророком не хуже Достоевского. Жаль сестер, не уехавших в Москву, но вот юный долговязый Тузенбах вообще никуда и никогда не уедет, его тело найдут на краю не то парка, не то на берегу реки. И впервые написанная Чеховым фраза финала: «они уходят от нас, один уже ушел навсегда» не покажется ни неловкой, ни странной. Эта смерть откроет череду бесчисленных смертей наступившего века. Тимофей Кулябин сопрягает бытовые обороты жизни и далекие таинственные следствия, и тогда натуралистическая конкретика выталкивает из себя предвидения – сгорят скоро не пол-улицы – полмира. Вернувшиеся с пожара молодые офицеришки свалятся без ног на белые простыни в исподнем. Над безмолвными белыми телами вспорхнет заблудшая мировая душа.

Три сестры33

Но смешно же думать, что в репетиционной работе обошлись без этюдов – этюдного метода, сердцевины мхатовского искусства: тут и личное присутствие в роли, и игра без слов, и острая сложная картина человеческого бытия. Критик Марков назвал вахтанговскую «Принцессу Турандот» «взглядом художника на побежденный материал». Старое определение вспомнилось применительно к «Трем сестрам»: сцепка авангардного и психологического ходов в спектаклях Тимофея Кулябина никогда не была такой крепкой, не вела к такому впечатляющему результату – взять хотя бы отличный четвертый акт. Воистину, в объятиях мхатовского метода авангард «помолодел», и «глаза у него стали прозрачными, без дна».

В спектакле всех и слышишь, и видишь. И Тузенбаха Антона Войналовича с его «скажи мне что-нибудь» перед дуэлью, и Андрея Ильи Музыко, интеллектуала, потерпевшего такое поражение, и, конечно, Наташу Валерии Кручининой, зачистившую дом и приступившую к зачистке еловой аллеи: успешно реализует бизнес-проект, будут и дачные клумбы с фиалками и запах, запах. В адрес Андрея Черныха – Чебутыкина – дружный хор зрительских похвал… Если раздавать всем сестрам по серьгам, бриллиантовые сережки получит Ирина Кривонос. За самоотверженную женскую верность в ущерб женской привлекательности… Поиски «особой судьбы» в трудный час ведут «романтика» Соленого к преступлению, – это верно сыграл Константин Телегин… Как раньше в старом театре вставшие зрители вызывали «всех, всех, всех». И старые театральные истории тут снова вспомнились по праву.

 

В материале использованы фотографии Виктора Дмитриева

Читать еще ОКОЛО о спектакле «Три сестры» в «Красном факеле»:

Сергей Самойленко «Гул времени»

Юрий Шатин «Ожившее молчание»

 

 

Войти с помощью: 

Добавить комментарий

Войти с помощью: 

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *