«Папин след» Северного драматического театра им. М. А. Ульянова: Немецкий след
До вчерашнего дня, к своему стыду, решительно ничего не знала ни о городе Тара, ни о Северном драматическом театре им. Ульянова, ни о повести Гуго Вормсбехера «Наш двор». Сегодня я проснулась счастливой – не потому, что накануне узнала три этих факта, а потому что, чудесным образом соединившись в спектакле режиссера Константина Рехтина, они заставили меня плакать и смеяться, а именно этого я и ищу в театре (и далеко не всегда нахожу).
Плакала я над судьбой поволжских немцев – формально совершенно чужих мне людей. А смеялась над разницей менталитетов и вечно-корявым переводе с русского на немецкий и обратно. В спектакле «Наш двор» рассказана очень простая и очень немецкая по сути история, только вот форма и контекст у нее абсолютно наши, российские.
Жила-была на Волге обычная семья русских немцев. Папа Фридрих Карлович работал учителем русского языка, мама что-то строчила на старой зингеровской машинке, старший сын Арно рвался в красные комиссары, а средняя дочь Мария и младший сын Фрицик в игре осваивали азы русского языка. В их жизни было много абсурда, который они как будто бы даже не замечали: праздновали Рождество и верили в коммунизм, работали не покладая рук и при этом отнюдь не шиковали, были немцами, но родиной своей считали Россию. В 1941, когда началась война, абсурд усилился: их вдруг согнали с насиженных мест и депортировали в Сибирь.
Там папу отправили на лесоповал, от чего он вскоре и скончался, не выдержав чудовищных нагрузок и пыток. Мама ненамного пережила его: после того, как комиссия признала ее непригодной для отправки в трудовой лагерь, она умерла в больнице от обморожения. Марийка выпала из саней по дороге из детдома, куда ее не взяли из-за нехватки мест. А маленький Фрицик чуть не потерял рассудок, когда осознал всю тяжесть случившегося. Если бы не дед Семеныч и его суровая, но сердобольная жена, быть бы одним немцем в Сибири меньше.
Впрочем, как мы узнаем из титров – смерть косила их здесь сотнями, а то и тысячами. Из полутора миллионов почти половина была депортирована, из них больше половины погибли. Сухую статистику авторы разбавляют лирикой про выдающихся сынов отечества, так же как музыкальный ряд спектакля в виде проникновенных песен Анны Герман (русской немки, чьи родственники погибли в застенках НКВД, как услужливо сообщает нам бегущая строка) зачем-то дополняют пронзительной Людмилой Зыкиной. Чисто русская широта проявляется и в том, как размашисто рисуют своих персонажей актеры, и как порой чересчур торопливо перескакивают с немецкого на русский.
Пусть игру актеров не назовешь идеальной, а работу с текстом ювелирной, для меня гораздо важнее сам факт появления спектакля, где отчетливо артикулируется простая мысль про вину (и ответственность) государственной машины перед своими гражданами, и то, как честно этот спектакль сделан. В данном случае именно бедность формы (в которой, впрочем, есть замечательные находки вроде фотографий погибших, которые просто заметают «лицом в снег») позволяет максимально четко донести основной посыл до тех, кто по-прежнему не может слышать немецкий язык или ненавидит всех немцев скопом «за то, что они с нами сделали».
«Папин след» начинается с того,что актеры, входя в образ, рассказывают о своем отношении к «немецкой теме», а заканчивается тем, что его приходится осознать и сформулировать – пусть и про себя – каждому из зрителей. Им, как и актерам в начале, приходится сделать свой выбор, потому что игнорировать те факты, которые так простодушно и наглядно предъявил режиссер (отчаянный человек, не испугавшийся неподъемной и до сих пор непопулярной темы), решительно невозможно. Такое ощущение, что сам того не осознавая, маленький театр из крошечной Тары создает политический и во многом социальный спектакль, который скромно называет историей одной семьи.