Кира Муратова: хроники новосибирских киновстреч
В свете последних театральных событий Новосибирска, уже перешедших в гротескные остросоциальные и политические формы, редакции ОКОЛО предложили вспомнить «золотые времена», когда именно в нашем городе был возможен спокойный и неспешный диалог между режиссерами, специалистами и зрительской аудиторией. Мы публикуем материал, созданный киноведом Ларисой Герсовой и филологом Натальей Муратовой и посвященный одной легендарной новосибирской встрече режиссера Киры Муратовой со зрителями.
Предисловие
В нынешний год — юбилея Киры Георгиевны Муратовой, кажется, что знатоки и ценители творчества режиссера, представляют его себе объемно, ценностно, без лакун. Теперь почти детально можно увидеть и тернистый путь картин Муратовой к своему зрителю, однако не все помнят, что практически первыми ее фильмы увидел новосибирский зритель. Стараниями автора приведенного ниже материала, киноведа Ларисы Семеновны Герсовой организованы первые показы и обсуждения «Коротких встреч» и «Долгих проводов» (с последующими премьерами Кира Георгиевна неизменно приезжала в Новосибирск). Став исследователем, другом, незаменимым хроникером творческой жизни режиссера, Л.С. Герсова создала уникальный архив записей встреч со зрителями. По словам киноведа, на момент первого приезда Муратовой в Новосибирск утвердилась ситуация невостребованности ее творчества, с режиссером «расправлялись изощренно, искусно ставя, выражаясь спортивным языком, в ситуацию вне игры», и новосибирские показы, интересные, иногда острые дискуссии совершенно «перевернули» это несправедливое положение дел. Частично материалы этих встреч опубликованы «Искусством кино» и «Киноведческими записками», по преимуществу же они еще неизвестны читателям. Удивительно, что данная публикация «сводит» две знаковые для нашего города феноменальные фигуры – Муратову и Высоцкого. Первая связана с городом тесным творческим союзом, последний никогда не был в Новосибирске, но «запечатлен» в нем любовью, отлитой в памятник.
Знаменательно, что еще мало кому известный Высоцкий снялся в первом самостоятельном авторском фильме Киры Муратовой «Короткие встречи» (1967). Ровно двадцать лет фильм ждал встречи со зрителем, во время московской премьеры в 1987 году Кира Муратова сказала свою теперь уже знаменитую фразу: «Я знала, что этот день настанет. Я только не знала, доживу ли до него». В том же году «Короткие встречи» и «Долгие проводы» попали на международные фестивали, где были признаны этапными картинами в истории мирового киноискусства. Новосибирск увидел «Короткие встречи» в 1981 году. В нашем современном, далеко не однозначном культурном контексте, слова Киры Георгиевны Муратовой о городе и зрителях отзываются ностальгией, но не вспомнить их нельзя:
«… Сибирские диалоги для меня предпочтительние. Я первый раз поехала на встречу с кинозрителями – я никогда не встречалась со зрителями ни в Одессе, где я жила, ни в Москве, ни в Киеве, куда я ездила чаще, — а именно в Новосибирске. Жажда общения, жажда культуры – это только в Сибири. Я счастлива. У вас очень хорошо, гостеприимно, интересно, весело, — замечательно, и вообще, Новосибирск – это мой Ангел Хранитель. Спасибо» (18.04.1981).
— О Высоцком… (вопрос из зала)
— О Высоцком мне нечего сказать, дорогие товарищи… Высоцкий – это личность, которая полностью выразилась в песнях, то есть настолько полностью, что не только значительные какие-то события, но даже его географические перемещения, просто ступени, черты каждодневной его биографии – поехал туда-то, заболел или там-то снимался – на все есть песня у него. В песнях он рассказал о себе, о каждой стороне своего характера, поэтому тот, кто хочет узнать Высоцкого, должен слушать его последовательно и хронологически. А все, что вам скажут очевидцы и очевидицы, друзья-подруги – такая побочная шелуха, так мизерно по сравнению с его песнями, что и не стоит того.
О своих умерших коллегах стоит рассказывать, если они были чудаками, очень интересными в жизни и не раскрывшимися в искусстве. Про чудаков всегда легко рассказывать, вот, мол, какие они были забавные. Высоцкий не был таким ярким чудаком. Он был человеком закрытым, в том смысле, что в компании всегда скромно сидел и молча слушал. Был незаметен и вовсе никогда не стремился быть лидером, душой общества, находиться в центре внимания – до того момента, пока не брал гитару и не начинал петь. Потрясающе интересно, замечательно было видеть, как он поет и находиться в этот момент близко от него, то есть видеть лицо, руки, гитару. Эти надувающиеся жилы и всю, так сказать силу и напор души, которая, казалось, вот сейчас разорвет эту материальную оболочку и улетит куда-то, как птица. Это было самое сильное впечатление. Вот тогда мирозданье сразу переворачивалось, происходил резкий перевод фокуса и света, и Высоцкий становился солнцем Вселенной и затмевал все остальное. Но именно на этот момент, а потом, перестав петь, он снова уходил в тень.
— Как случилось, что он стал у вас сниматься в «Коротких встречах»? (вопрос из зала)
— Это произошло случайно. Высоцкий тогда не был знаменитым, никому не был известен, кроме маленького круга актеров, интеллектуалов. Он приехал на Одесскую студию сниматься у Говорухина в «Вертикали». Существует такой обычай: когда актер приезжает в какую-то группу, то соседние группы тоже стремятся его попробовать. На роль Максима пробовались и Высоцкий, и Любшин. Утвержден мною был Любшин, потому что он более соответствовал той сценарной схеме, которая существовала. Женщина – такая сильная, педантичная натура, которая воспитывает, начальница по своим жизненным функциям и по своему складу; и цыганского склада, мягкий, неуловимый характер вольной птицы – мужчина. Она пыталась его зафиксировать, понять и разложить по полочкам, а он не спорил, он просто ускользал. Вот этой схеме взаимоотношений двух характеров более соответствовал Любшин. Поэтому он и был утвержден. Худсовет сказал: нам нравятся оба, выбирайте сами. Выбрали Любшина.
Высоцкий очень хотел играть эту роль, но тем временем – наши съемки должны были начаться позже – уехал сниматься в горы к Говорухину. Оттуда даже прислал мне юмористическое, дружественное письмо – мол, Славик так Славик, но кто же будет играть на гитаре? И вдруг мы узнаем, что Слава Любшин пробовался в нашей картине, уже заключив контракт с фильмом «Щит и меч». Съемки все – в Германии. Как он мог одновременно сниматься и в Одессе, и в Германии я не знаю. Вероятно, думал, что так уж нам понравился, что мы подождем. Может быть, мы бы и подождали, но производство есть производство, поэтому, конечно, мы отказались от Любшина, вернее – он нам отказал. И уже после всего этого мы пошли к Высоцкому на поклон: Володя, пожалуйста, выручи нас. Володя тут же согласился сниматься, ему нравилась роль. И он ни разу не напомнил об этой неприятной истории. Любой актер на его месте нашел бы ситуацию, в которой мог бы уколоть происшедшим или хотя бы иронизировать. Высоцкий никогда к этому вопросу не возвращался, и дальше все покатилось, как по рельсам.
Он был очень целеустремленным, дисциплинированным, жестким в своем расписании человеком. Не было никаких капризов. Он ни разу не поставил группу в человечески или производственно сложную ситуацию, всегда старался создать атмосферу приятную, удобную и продуктивную. Самая первая репетиция, самый первый рисунок роли, который он сделал в первый же съемочный день, Высоцкий держал до конца. Это не было упрямством, просто он вначале все продумывал и потом так играл. Он очень быстро снимался, был удобным партнером во всех отношениях, хорошим товарищем для всей группы. Поэтому сложностей вообще не было, кроме тех, которые всегда существуют, когда снимаешь театрального актера – на спектакль, со спектакля. Но это от него не зависело.
Высоцкий не был открытым человеком. Он всегда соблюдал – не в работе, а в жизни – определенную дистанцию.
Он умел себя подать как мужчина. Это был первый человек, на примере которого я наглядно поняла, как надо создавать свой имидж. Ведь он был очень хрупкий и слабенький от природы, но он создал себе маску ковбоя – жесткого, агрессивного, и этой маской держал нас гипнотически. Он как бы жил сцены из жизни Владимира Высоцкого, и когда он видел их законченными, то испытывал удовлетворение от искусства, а не от жизни. Но это не было притворство – это, скорее, необыкновенный артистизм. Он всегда хотел объять необъятное – быть и режиссером, и сценаристом, и актером, и поэтом. Он любил накрутить жизнь, как патефон, сделать ее интереснее.
У каждого человека есть какие-то главные краски и красочки попутные. Не будучи ребячливым в жизни, в кино у Высоцкого поначалу была ребячливость – он, скажем, хотел выглядеть красивым на экране и искал внешние формы для этого. Знал, как надо его снимать и иногда мог сказать оператору: это не мой свет. Это свойственно многим актерам, но у Высоцкого это выглядело забавным. Потому что он был умным человеком. Впрочем, он и здесь оставался благородным и великодушным. Например, снимается наша сцена, ставят свет на обоих, он мне говорит: «Оператор ставит твой свет – ну, ладно, ты женщина, пусть…». Ему нравилось в этот период играть героя-любовника. Он очень хотел сниматься в «Коротких встречах» еще и потому, что роль была такая мужская, победительная. Но все это такие инфантильные мелочи, которые в каждом человеке присутствуют. Это отнюдь не то, что интересно нам в таком человеке, как Высоцкий, с его такими интересными глубинами. Хотя он рано умер, но успел очень сильно реализоваться, раскрыть свою личность, он осуществился всевозможно.
… Вы знаете, мне очень жаль, что я его снимала. Мне хотелось бы, чтобы этот фильм занимал свое, отведенное ему место в природе, более скромное. Наверное, было бы лучше, если бы мне удалось тогда снять Любшина, а не Высоцкого. Потому что, вероятно, фильму выпала некая не полагающаяся ему слава, связанная с именем Высоцкого. Думаю, что это неправильно. Этот вопрос может вызвать во мне только повторные сожаления по поводу того, что я его снимала.