В театре «Старый дом» вновь прошла лаборатория «Актуальный театр». В этот раз над эскизами работали режиссеры новосибирской, московской и петербургской школ Сергей Чехов, Никита Бетехтин и Алексей Забегин. Для постановки они выбрали повесть Александра Пушкина «Метель», пьесу Хайнера Мюллера «Цемент» и роман Алексея Сальникова «Петровы в гриппе и вокруг него», соответственно. В итоге получился интенсив (у участников лаборатории — в несколько дней, у зрителей — в несколько часов) с погружением в разные театральные модели, поскольку между собой эскизы не были связаны темой, проблематикой или способами решения материала.
Накануне показов в рамках лаборатории состоялась лекция театрального критика Кристины Матвиенко, во время которой она рассказала о том, как текст существует в современном театре. Совсем необязательно, чтобы его воспроизводил актер, сопровождая тем, что мы называем «вживанием», и предлагая нам свою интерпретацию. В гармоничной, сбалансированной взаимозависимости с остальными элементами постановки текст может быть использован в качестве объекта внутри спектакля. Режиссер Сергей Чехов, назвавший эскиз по повести Пушкина «Мета / Метель», в лабораторной работе словно воплотил эти идеи. Актеры-перформеры, наделенные набором функций, которые можно обозначить как жертва, сидящая с черным мешком на голове (Софья Васильева); мучитель (или, наоборот, помощник), заставляющий ее переживать пушкинский сюжет (Владимир Лемешонок); человек, который фиксирует, документирует происходящее (Тимофей Мамлин), предложили нам воспринимать текст несколькими способами, а именно аудиально, визуально, и эмоционально.
Сергей Чехов, выпускник Новосибирского театрального института (мастерская С.Н. Афанасьева), основатель лаборатории «Асфальт-театр» в Новосибирске (спектакли «Бешеные псы» и «Путешествие Алисы в Швейцарию»). В НГДТ под руководством С.Н. Афанасьева выпустил спектакли «Diptico. Натюрморт с женщиной» и «Дядя Ваня», на сцене «Красного факела» — спектакли «Тектоника чувств» и «Спасти камер-юнкера Пушкина», в театре «Старый дом» — «Сказку о мертвой царевне и семи богатырях», в «Первом театре» — “BLONDI”. Ставит спектакли в разных городах России. Номинант театральных премий «Золотая Маска» и «Прорыв».
Полностью текст «Метели», спроецированный на белый стол, в классической манере с переливами интонаций (конечно, не без иронии) был озвучен Владимиром Лемешонком. Возникло ощущение, что артист читает огромную аудиокнигу, рядом с которой буквально превращается в маленького человека, ведь главная роль здесь отводится тексту как таковому. Мы не только слышали его в подаче артиста, но и могли видеть в отблесках на столе или детально рассмотреть в прямом эфире, который вел Тимофей Мамлин в инстаграме. Софья Васильева транслировала состояния, возникающие под воздействием текста. Сюжет повести в начале эскиза не имел никакого отношения к тому, что происходило на сцене, развивался параллельно, но постепенно артисты как будто входили в него, становились его частью, смыкались с героями Пушкина. Девушка-жертва в исполнении Васильевой в отдельных моментах превращалась в Марью Гавриловну, оказывалась в двух плоскостях одновременно. Ее внутренняя борьба проходила через переживание событий жизни другого человека (в психотерапии наверняка есть название этой методики). Сбросив с себя одежду, освободившись от оков, она демонстрировала жажду нового опыта до тех пор, пока ее не пробивал конвульсионный танец-судорога, танец-агония. Возможно ли, став частью чужой истории, чужого текста, освободиться — вопрос, который снова и снова заставляет мысленно возвращаться к эскизу Сергея Чехова.
Самый сложный материал для работы выбрал Никита Бетехтин. Режиссер обратился к пьесе Хайнера Мюллера «Цемент», которая была написала по мотивам одноименного романа Федора Гладкова, ставшего одним из первых образцов советского «производственного романа». Немецкий драматург содержательно усложнил сюжет о возвращении домой красноармейца Глеба Чумалова, одержимого идеей возродить цементный завод ради процветания родного края. Мюллер сблизил античную и советскую мифологии. Через героический пафос он опрокинул реальность, в которой находятся персонажи, тем самым лишив ее героического. В пьесе «Цемент» он показал гибель мира, в котором жизнь человека приносят в жертву общим интересам. Никита Бетехтин с эпическим размахом поставил подробный, развернутый эскиз, проследив путь героя, который в стремлении изменить мир отказывается от одних идеалов, но превращается в бесчувственную машину, идущую напролом ради других идеалов.
Никита Бетехтин выпускник РИТИ-ГИТИС (мастерская Л.Е. Хейфеца), студент магистратуры школы-студии МХАТ (руководитель — В.А. Рыжаков), режиссер-педагог образовательного проекта «Гоголь-центра» “Gogol School”. Активно работает в театрах страны. Среди его работ «Гроза» А. Островского (Театр «СТУДИЯ. project», Москва); «Лес» А. Островского (Драматический театр Восточного военного округа, Уссурийск), “PRANK” В. Алексеева (Школа современной пьесы, Москва), «Черная коробка» П. Пряжко (Театральный центр им. Вс. Мейерхольда, Москва), «Летние осы кусают нас даже в ноябре» И. Вырыпаева (Кемеровский областной драматический театр, Кемерово).
Появление Глеба Чумалова (Ян Латышев) в эскизе сопровождалось прерывистым громким звуком за сценой, как будто сносят цементный завод. Оказалось, что это звук его шагов. Чумалов здесь и человек-памятник, которого мысленно все уже похоронили и возвращения которого никто не ждал, и неузнанный Христос, который пришел спасти тех, кто в спасении не нуждается — Бог умер, и к этому привыкли. Жители поселка встретили Чумалова выстроившись друг за другом и замерев в позах, изображавших ужас. В мизансцене, напоминавшей скульптурные композиции, прославляющие подвиг народа, режиссер обозначил как героическое дегероизируется. Таких примеров в эскизе много. Сценическими средствами Никита Бетехтина смог передать содержание пьесы, дополнив его запоминающимися визуальными образами. Режиссер не стал приближать действие к нашему дню, от чего эскиз мог показаться герметичным, замкнутым в исторических катаклизмах советского времени, но, если вглядеться и размотать смысловой клубок, путеводная нить выведет к настоящему моменту.
Алексей Забегин несколькими легкими штрихами передал атмосферу недавно вышедшего романа Алексея Сальникова «Петровы в гриппе и вокруг него». Для работы режиссер выбрал первые две главы произведения, из которых сложились сюрреалистичные картины путешествия героя из пункта А в пункт Б. Можно сказать, Забегин вывел на сцену нового Веничку, который теперь пытается добрать не до Петушков, а до собственного дома. Артистам Ларисе Чернобаевой и Виталию Саянку, читавшим текст с пюпитров, удалось создать образ героя, который мучается от похмелья и простуды, и показать его непростые отношения с реальностью, убогость которой, преувеличенная его болезненным восприятием, воплощается в видениях-фантазиях. Авторская ирония по отношению к Петрову, сопряженная с ироничным отношением героя к нелепому миру вокруг, выразилась в эскизе не только на текстовом уровне. Наталья Авдеева в костюме Снегурочки (исполнительница именно этой роли в одноименном спектакле «Старого дома»), поющая в оперной манере «Город, которого нет», и Станислав Кочетков в роли Снежинки, в несложном танце парящий по сцене и прилипающий к стенам, держали насмешливый тон действия, в котором время от времени можно было уловить лирическое настроение и режиссерское сочувствие герою.
Алексей Забегин окончил Российский институт сценических искусств (мастерская Ф.М. Фильштинского). Режиссер петербургского «Этюд-театра». Сооснователь, актер и режиссер Санкт-Петербургского альтернативного театра социальной адаптации «ОРГАНИЗМЫ». Многократный номинант премии «Прорыв». Участник XXI Международного театрального фестиваля «Балтийский дом» с первым в Петербурге документальным спектаклем в жанре вербатим «Адин» (О. Стрижак, К. Федоров). Участник многих лабораторий. Участник специальной программы «Маска-плюс» Российского национального театрального фестиваля и премии «Золотая маска».
Во время обсуждения упреком Алексею Забегину прозвучало замечание, что он обратился к второстепенной сюжетной линии и представил в эскизе только начало романа, а не весь роман полностью. Почему же, когда режиссеры работают с классикой, с произведениями Пушкина, например, мы готовы увлечься интерпретацией и внутренне позволить постановщикам работать с текстами так, как им требуется для решения каких-либо задач? Почему, когда речь идет о современной прозе или современной драматургии, мы требуем, чтобы режиссеры буквально воплощали авторский текст на сцене, следовали за авторской мыслью, ведь ждать, что театр останется литературоцентристским, сегодня как минимум странно? Возможности работы с текстом как раз стали основным сюжетом лаборатории «Старого дома», где были представлены разные способы режиссерского прочтения произведений, каждый из которых актуален для современного театра.