Лаборатория инклюзивного театра: В жизни всегда есть место подвигу
Показы спектаклей, в которых участвуют люди с разным уровнем здоровья, в Новосибирске случаются нечасто. Каждый такой спектакль становится важным событием, объединяющим артистов и зрителей в одном пространстве, где театр и жизнь переплетаются настолько, что оказываются неразделимы. Стремление к новой подлинности, возникшее в современном искусстве, в инклюзивном театре, пожалуй, проявляется максимально: участники спектаклей, примеряя разные образы, на сцене остаются самими собой. На лаборатории, организованной театральной студией «Инклюзион», студийцы вместе с артистами театров «Красный факел», «Старый дом» и «Понедельник выходной» представили три эскиза и показали, каким широким диапазоном средств обладает инклюзивный театр.
Главный герой эскиза Анны Зиновьевой «Юшка» по одноименному рассказу Андрея Платонова — немощный человек, который смиренно сносит нападки детей и взрослых. На сцене он появляется куклой из валенок и куртки с капюшоном — такой оболочкой человека. Исполнители по очереди превращаются в Юшку, наполняя эту оболочку содержанием. Режиссер предложила им подвижную структуру действия, где они могут существовать в удобном темпе. Когда артисты создают на сцене коллективное тело, по-своему присоединяясь к общей фигуре, можно увидеть не только композицию целиком, но и рассмотреть проявления каждого участника.
Весь эскиз построен на работе с индивидуальностью артистов. В их исполнении персонаж оказывается близок и понятен, ведь каждому знакомы ситуации, в которых возникали непонимание и неприятие, только для кого-то это отдельные эпизоды, а кто-то сталкивается с этим постоянно. Через Юшку студийцы «Инклюзиона», конечно, в первую очередь, говорят про себя. Приближение к реальности также происходит благодаря тому, что режиссер вводит в эскиз дополнительных персонажей. В сценах с матерью и отцом проявляется разное отношение к главному герою: нежная забота матери (Яна Сигида, «Старый дом»), которая нараспев повторяет: «Сынок, миленький, вставай», сменяется жесткостью, суровостью отца (Тимофей Мамлин, «Старый дом»), отчитывающего его за слабохарактерность. У студийцев тоже есть возможность оказаться по разные стороны конфликта, поскольку в эскизе они исполняют не только роль Юшки, но и роли его обидчиков. Поразительно, что в сценах, пронизанных злобой, когда героя преследуют дети, которые толкают его, смеются над ним, забрасывают его камнями, заметно осторожное, бережное отношение артистов друг к другу. На этом несоответствии у зрителя рождается художественное переживание.
В эскизе «Двенадцать подвигов Геракла» режиссер Владимир Кузнецов представил жизнь греческого полиса, в котором жителям, кроме повседневных дел, приходится совершать героические поступки: превращаться в титанов, поддерживающих небесный свод, вместо которого здесь развернутая газета. На вытянутых руках артисты держат ее над головой и передают друг другу, когда чувствуют, что силы на исходе. Из обычных газет участники эскиза создают предметный мир: под ними прячутся от дождя, из них сворачивают сигары и нагоняют туман, из них мастерят облачение Геракла и гриву льва. Наблюдать за этими превращениями, как и за жизнью персонажей (а здесь буквально на каждом сантиметре сценической площадки что-то происходит), крайне увлекательно, но визуальная сторона перестает быть содержательной, когда впрямую иллюстрирует текст. Например, все действия Геракла (Михаил Шестаков) сопровождаются репликами чтеца, из-за чего возникает избыточность — как будто постановщик хотел объяснить зрителю каждую деталь, каждое движение. Такая подробность работает не на пользу эскизу: действие растягивается, замедляется, становится вязким, а ведь есть ощущение, что замысел Владимира Кузнецова состоял в том, чтобы создать легкую, воздушную атмосферу и показать подвиги Геракла как что-то простое, не требующее усилий, а значит, возможное в повседневной жизни.
Сергей Дроздов в работе «Unреальность» построил действие на документальном материале, — рассказах исполнителей о своей жизни. «Когда у меня появляется мысль, я записываю ее на бумагу, очень медленно, вдумчиво. Сразу становится понятно, проясняется. Вот так бывает выпишешь свою проблему на бумагу и сразу понимаешь, как ее можно решить, и становится легче». Для участников эскиза это еще одна возможность показать себя такими, какие они есть, проговорить то, что их волнует. Внешне действие выглядит максимально просто — из декораций на сцене только большой металлический круг, похожий на маятник, который, раскачиваясь из стороны в сторону, вводит артистов и зрителей в нужное состояние, или на огромную движущуюся луну, которая будто выхватывает светом кого-то из исполнителей, подавая знак, что теперь его черед рассказывать. В этих историях часто возникает тема детства, скрепляющая действие, благодаря которой появляется чувство сопричастности. Все рассказы о детстве словно заставляют время обернуться вспять, чтобы каждый человек, сидящий в зале, мог отправиться в прошлое, вспомнить, каким он был раньше, о чем думал, о чем мечтал — то есть, так или иначе, соотнести эти истории со своим опытом. «У меня любимое занятие было в детстве, наверное, самое любимое — болтал в микрофон, что хотелось, про все подряд… На магнитофоне, знаете, индикаторы такие, там зеленый, желтый и красный — чем громче скажешь… Для меня это была магия, что я этим управляю». Несмотря на то, что рассказы могут показаться наивными, в них звучат серьезные размышления о боли, милосердии, одиночестве, любви. Когда начинаешь раскручивать их в голове, возникает параллельная история, в которой находишь что-то важное для себя сегодняшнего. Эффект инклюзивного театра срабатывает в тот самый момент, когда он заставляет зрителя совершать внутреннюю работу.