Макбеты победили гамлетов
В триаде репертуарной политики Кемеровского театра драмы, обозначенной как «классика, комедия, эксперимент», шефство над классикой уверенно взял финский режиссёр советского происхождения Камран Шахмардан, главный режиссёр Театра Чёрного и Белого в городе Иматра (Финляндия).
С 2012 года Шахмардан поставил в Кемерове четыре спектакля: психологическую драму «Беккет» по пьесам С. Беккета «Звук шагов» и «Последняя лента Крэппа», драму «Записки из Мёртвого дома» Ф. Достоевского, комедию «Женитьба» Н. Гоголя, а в конце октября состоялась премьера шекспировской трагедии «Макбет».
Сегодня, в юбилейный год Шекспира, театры с новым рвением принялись за пьесы английского классика. Искусствовед Алексей Бартошевич назвал наше время «негамлетовским», несмотря на то, что бессмертную трагедию продолжают исправно ставить. С исследователем можно согласиться, учитывая особый статус главного героя трагедии, ответственного за порвавшуюся нить времён. Действительно, ещё Гордон Крэг отмечал, что Гамлет и Макбет – это полюсы шекспировского мира. И если один пытается «оказать сопротивленье, восстать, вооружиться, победить», то для Макбета – «кто начал злом, тот и погрязнет в нём». Состояние сегодняшней реальности, тонущей в крови, уверяет нас, что на тронах всё чаще оказываются макбеты.
Шахмардан так говорит об актуальности постановки: «Сейчас времена не гамлетов, а макбетов. Когда предательство вокруг, когда гибнут люди, когда меняется геополитика во всём мире, когда массы пытаются буквально вершить судьбы, и нет конца этим серым массам, которые своим молчанием приводят к власти тиранов, – сегодня каждый должен задуматься о спасении своей собственной души, а не общественной». Мысль верная и своевременная, но в спектакле она все же не явлена. Мы так и не увидим, что именно масса возвела на престол Макбета, что он, как и все околотронные персонажи этого мира, является воплощением ведьминского «зло есть добро, добро есть зло», где грань между этими понятиями стирается не столько в душе тирана, сколько во всём обществе.
Главная мысль в постановке подменена подробным и красочным иллюстрированием трагедии. Романтическая фантазия молодого художника Сергея Лавора соединила на сцене пространство вымышленного мира средневековой Шотландии и балаганного представления, разыгрываемого на городской площади. На сцене возвышаются сколоченные подмостки театра, который одновременно является и тронным залом, и лобным местом. Балаганная традиция позволяет легко менять места действия лишь одной деталью: поменяли знамёна с фантазийным изображением герба – попали в другой замок или клан. У Макбета, например, чёрные флаги с красными драконами; в подобном одеянии – светлой тоге с красным драконом – он и восходит на трон. Актёры уличного театра меняют маски и пространства, предлагая публике стать участницей представления. Однако зрителям кемеровского спектакля сделать это непросто: их наглухо отделили от сцены «четвёртой стеной», которая воплотилась буквально – в прозрачном 3D экране, именуемом в театральных кругах «акульим зубом». На «зубе» мы видим то смеющиеся лица ведьм, то падающую с крепостной стены в пучину вод леди Макбет. Завораживающие зрительные эффекты показывают нам мир как бы по ту сторону реальности, тот, который мы не увидим, выйдя на городскую площадь, скорее, он может привидеться в страшном сне. Фантастичность и нездешность сценического мира подчёркивается не столько историческими, сколько стилизованными костюмами, доспехами, изображениями флагов шотландских и английских полководцев.
Тем не менее, атмосферное пространство сцены – декорации, свет, видеоэффекты – не помогли актёрам погрузиться в шекспировский мир. Часто к тексту пьесы актёры относятся довольно пренебрежительно, как и к рифме, и к ритму – возникает ощущение, что исполнители не совсем понимают, о чём они говорят, да и, попросту, их не всегда слышно. Соответственно, и зрителю сложно пробраться к идее постановки – к тому, зачем мы именно сегодня и именно здесь смотрим «Макбета».
Кризис жанра трагедии в современном театре давно подмечен многими исследователями. Вот и в спектакле Шахмардана мы не встретим трагического героя. Макбет актера Михаила Быкова оказывается безвольной жертвой демонических замыслов жены и ведьм. Герой постепенно сходит с ума от нахлынувшей на него жажды власти и страха её потерять.
Как известно, трагическое во всех пьесах Шекспира оттенено комическим. Великий автор никогда не забывал об амбивалентности человеческой натуры, в которой от смешного до страшного – полшага. В трагедии «Макбет», кроме сцены с привратником, отсутствуют комические вставки. Их «нагрузку» принимают на себя не шуты и слуги, а демонические старухи-ведьмы. Они насмехаются и пророчествуют в одно и то же время. Сам ад смеётся над человеком. В спектакле Шахмардана подмостки практически не покидает шут (Андрей Куликов), которого режиссёр ввёл в действие, усиливая трагический смех. Шут становится то демоническим двойником Макбета, обнажая его тёмные стороны, то посланником судьбы, подбирающим голову вчерашнего тирана и грозящий пальцем небу. То произносит монолог всё того же привратника, который открывает спектакль боем в барабан и криком: «Колоти себе, колоти! Кто там, во имя другого дьявола?» – обозначая всё будущее действие как адское представление. Зловещее освещение, помост с выбивающимися из-под досок красными лучами, эпизоды убийства под сценой, прислужники короля, по одеянию и поведению больше похожие на церберов, и даже кровавый кожаный плащ леди Макбет погружают зрителей в гнетущую атмосферу готического средневекового театра.
Однако, как было сказано выше, грандиозный антураж финско-кемеровского спектакля так и не стал поводом для полновесного художественного высказывания, оставляя зрителей не столько с мыслью, сколько с ощущением красоты постановочных эффектов.
Интересно, что в Кемерове готовится ещё одна постановка «Макбета» – на этот раз в пластическом театре «Гротеск» (режиссер Евгений Белый). В логике этого театра Шекспир будет представлен вне объема поэтического слова, а оттого, может быть, станет и понятнее. Хотя, к примеру, Бертольт Брехт писал, что «ничего не может быть глупее, чем ставить Шекспира так, чтобы он был ясным. Он от природы неясный. Он – абсолютная субстанция». Кемеровскому культурному контексту, похоже, придётся ещё долго эту субстанцию постигать.
Фотографии Никиты Анульева.