«Мораль пани Дульской» в ГДТ: Игра в капоте
«Мораль пани Дульской», Г. Запольская.
Новосибирский городской драматический театр п/р С. Афанасьева.
Режиссер Сергей Афанасьев, художник Любовь Бойкова.
Со сцены веет теплом и «трещит растопленная печь», девчонки из холодных спален подставляют ей свои задики, мамаша со своего трехступенчатого возвышения велит подавать кофе с булочками – жаль, что не пахнёт в зал свежим кофе…
Когда-то у нас на театре не жалели красок для изничтожения «мурла мещанина». Потом – так уж и быть! – разрешили этому мещанину жить и сожалеть о своем окаянстве. Потом догадались, что мы-то эти самые мещане-обыватели и есть, так стоит ли самих себя обличать с трагическим жаром?.. Сегодня отличная актриса ГДТ Ирина Ефимова играет пани Дульскую, и прежде всего хочется сказать, что очень верно играет. Что такого изрекает ее мамаша, с чем не согласились бы сегодняшние мамаши в зале? Что бедность, может, и не порок, но большой позор, а мезальянс просто смешон; детей надо получше учить, чтобы подороже продать; всегда делать приличное лицо, а врать направо и налево при этом можно сколько угодно. Ефимова выходит в капоте, она и «играет в капоте», опираясь на расхожую логику большинства, играет по-домашнему, без фанатизма, без тайных злодейств леди Макбет – сегодня, чтобы убить живую человеческую душу, их просто не требуется.
Но если Ефимова играет по-сегодняшнему, то остальные исполнители панов и паненок посматривают больше на расхожую театральную традицию (пьеса-то очень старая). Нет, внешне игра остается и живой и яркой, в ГДТ по-другому и не умеют, пожалуй. По-прежнему подкупает какая-то особая готовность к игре, нескрываемая радость от встречи с залом, желание втянуть каждый раз этот зал в свой праздник сотворения спектакля – а где еще можно вдохнуть по-настоящему демократичный коллективный дух общего творчества? И эта этика сценического поведения до сих пор сохраняется. Но какая-то важная ее составляющая словно бы тает…
А вот Яковлев – он всегда Яковлев. С небрежной легкостью своей манеры и затаенной иронией. Ночной шатун. Он слово «философия» перед маменькой со второго раза выговаривает (деталь!), он проносит мимо изумленных домочадцев плод своих трудов – нечто среднее между плохо сколоченной табуреткой и подбитым беспилотником. Он в момент главного решения забирается на что-то мягкое с поджатыми ножками (детали и мизансцены!). А в подтексте – оттенки какой-то внутренней неловкости, мягкой грусти, что ли. Внезапные подробности, нюансы, детали расскажут о герое лучше целой сцены.
Но кроме Яковлева-то… Сплошные загадки. Вот «угнетенная невинность» кухарки Ганки в финале вдруг превращается в «свободу на баррикадах», а собственного, с чего бы это? А младшая дочь пани, диккенсовский чудо-ребенок, не очень-то понятен в своей жажде классового мира. В этом же ряду и чудесное алое «протестное» платье племянницы, которой почему-то все равно, будут ее считать кокеткой или кокоткой. А тут же и бедная жиличка рыдает – пани вышвыривает ее на улицу, ну что тут сказать – несчастный человек! И вот оно как без подробностей… Подробностей мы жаждем, но их-то нам и нет… Без внутренних осложнений, качаний, колебаний. Скорость движения к результату заметно превышена. Спрямление стиля игры ведет к спрямлению смысла: не слушать маму себе дороже, «Мама правду говорят!» – как пел хор развеселых девиц в спектакле БДТ.
Но тут выходит Владислав Шевчук, и слава богу, слепая, нищая, убогая правота наша с его появлением тает. А у него даже и роли-то нет. Так себе, антироль какая-то. Без заметного места в сюжете, без восхваляемых выше деталей и подробностей… Он в основном помалкивает. Подкаблучник из подкаблучников, а вот поди ж ты… Словно круг вокруг себя очертил и стоит пани-ведьмочка на самой черте, а переступить не может. «Не вся, знать, земля в ее околотке», и есть еще кое-что, друг Гораций, что ихней философии не снилось. Шевчук одним своим присутствием «выправляет концепцию», возвращает сложность миру поверх внешних форм, делает сценический текст гораздо значительнее драматургического… Вот как это делается? Отвечает Пушкин: «Всякий талант неизъясним».
Так что в целом все кончается благополучно. Дзенькуем бардзо!
В материале использованы фотографии из архива театра