В Алматы состоялось едва ли не самое крупное театральное событие за всю историю города. В южной столице Казахстана прошли сразу два театральных фестиваля: «Откровение» (молодежные частные театры из городов страны) и Международный театральный фестиваль, названия которому почему-то не придумалось.
Рассказать о фестивале полноценно, к сожалению, не получится. Удалось посмотреть только несколько спектаклей международной программы, очевидными хедлайнерами которой стали театр «АРТиШОК» (Алматы), «Старый дом» (Новосибирск, Россия) и «Ильхом» (Ташкент, Узбекистан). Критик Владимир Спешков, который присутствовал на молодежной программе фестиваля в качестве члена жюри, видел практически всё – и подготовил объемный материал для блога «Петербургского театрального журнала». Прочитать его можно здесь.
И о спектакле «Старого дома» «Пер Гюнт» наш журнал уже рассказывал. Всем, кому интересно – открывайте статью Алексея Пазникова «Миф о срубленном дереве» и наслаждайтесь хорошим текстом, в котором с философским и театроведческим пониманием отражен феномен спектакля итальянского режиссера Антонио Лателла.
Спектакль «Дождь за стеной» театра «Ильхом» удивил на фестивале неожиданной формой коммуникации с новейшей драмой. Да, эти тексты часто переворачивают в абсурд, наполняют иронией и здоровым юмором, но при этом они всегда остаются в рамках маргинального поля. В спектакле режиссера Владимира Панкова впервые довелось увидеть, как огромный зал самого академического алматинского театра – театра Лермонтова – на ура принимал «чернушный» текст Юрия Клавдиева. Ни один автор новой драмы, повествующий об изнанке цивилизованного мира и смакующий подробности насилия, включая самого Клавдиева, не мог рассчитывать на подобный зрительский успех. Были, конечно, единицы ушедших со спектакля и отрицательные отзывы постфактум, но они так и остались исключениями. Режиссер умудрился превратить жесткую пьесу Клавдиева в достаточно попсовую рок-оперу, в которой привычные раздражающие факторы, такие как ненормативная лексика и откровенные сцены насилия, хоть и остались в спектакле, но просто рухнули под натиском куража, драйва и музыки в исполнении актеров ташкентского театра.
А вот этого откровения на фестивале никто не ждал. И о нем хочется сказать особо. Спектакля Анны Зиновьевой «Аккомпаниаторша», сотворенного в театре «АРТиШОК», не было ни в молодежной, ни в международной афише большого Алматинского форума. Его включили «бонусом» и попали в точку. Спектакль прозвучал, что называется, «вопреки», и для многих экспертов восполнил кризис хорошего театра, который для Казахстана не новость.
Сложносочиненную «Аккомпаниаторшу» по повести Нины Берберовой публика фестиваля в Алматы приняла не сразу. Первые минуты спектакля в театре «АРТиШОК» стояла напряженная тишина, блуждали зевки и переглядывания, которые в крохотном зале, да еще и при «своей» фестивальной публике было невозможно скрыть, – так сильно сказывалось, чувствовалось и тушило энергию волнение молодой актрисы Анастасии Тарасовой. Она и играет в спектакле заглавную «аккомпаниаторшу», талантливую пианистку Сонечку, попавшую в дом к богатой успешной певице в голодном 1919 году. С первых минут спектакля героиня Тарасовой «подсажена» режиссером на чумную пластику, необходимость каждую секунду выдавать энергетический заряд молодости, существовать в пластических этюдах, наложенных на длинные монологи, призванные внести ясность в биографию персонажа.
История ее приключений проговорена до того самого момента, как она, голодная и замерзшая девочка, не оказалось под дверью будущей «госпожи». Впрочем, не только проговорена. Безусловно одаренная актриса демонстрирует чудеса пластики, транслируя залу изгибы боли и душевного страдания своей героини. Но обратный эффект, кажется, происходит потому, что пластика эта – громкая, кричащая, широкая – не пропорциональна залу, крохотному пространству на 70 мест, атмосфере малой-малой формы. Ее действительно много, и она избыточна. Плюс волнение, зажим и прочие «премудрости» не накопленного опыта. Да и текст, который звучит первые минуты спектакля, никак не помогает зрителю прочувствовать материал, актуализировать его здесь и сейчас. Только потом понимаешь, что актуальность «Аккомпаниаторши» другого рода: привычные вопросы типа «а зачем это поставили сегодня?» и «кому это надо?» разбиваются об универсальную проблематику финала о несбыточности мечты, вечном лузерстве, ревности, зависти и желании быть номером один. Или хотя бы наравне.
Спектакль по-настоящему начинается с появления той самой «госпожи», – успешной певицы Марии Николаевны Травиной. Актриса Вероника Насальская играет воплощенную аристократическую женственность начала XX века с узнаваемым флиртом, кокетством, нотками декаданса, вычурностью, способностью влюблять. Величайшие достоинства актрисы – это легкость, юмор, отстранение и самоирония – «киты», на которых держится безусловный успех этой роли. Плюс она грациозна, пластична, хорошо поет и чувствует пространство маленького театра, не перегружает зрителя «рисунком» и существует в диалоге с залом, – хотя бы потому, что невозможно существовать вне диалога со зрителем в пространстве условных десяти квадратных метров. И незабываема сцена, когда на гастролях в Париже Мария Николаевна раздает залу памятные открытки, спрашивает, как подписать, и на ответы вроде «Анатолий» и «Тимофей» изумительно грациозно отвечает: «Какое редко французское имя – Анатолий», а зал пребывает в восторге.
Прозаический текст Берберовой строится на том, как Мария Николаевна Травина погрязла в любовном треугольнике, и как ее аккомпаниаторша Сонечка, настоящий борец за нравственность, хочет собственного благодетеля изобличить, наказать и чуть даже не подстрелить. Может показаться, будто это история – урок о том, что нужно трижды подумать, прежде чем брать в дом пролетарского ребенка, который никогда не откажется от своей павлико-морозовской сущности. Хотя на деле оказывается, что речь идет об элементарном неудовлетворенном самолюбии. И желание свергнуть «царских господ» – лишь маска для собственной мелкотравчатости, желания сиять на сцене, перестать быть аккомпаниаторшей, а начать просто быть.
С появлением Травиной изменилась жизнь не только Сонечки. Как уже упоминалось, изменилась жизнь и спектакля Анны Зиновьевой. Дуэт актрис Тарасовой и Насальской получился ярким, живым и интригующим. Актриса Анна Тарасова обрела долгожданную легкость, а ее виртуозная пластика сологубовской недотыкомки нашла свое уместное проявление – в зависти, мстительности, обидчивости, капризности и желании солировать. Дуэт двух актрис прекрасно дополнила Виктория Мухамеджанова, сыгравшая всех второстепенных персонажей истории. Впрочем, никакой чеховской тоски и уже традиционного для театра комплекса «трех сестер» в спектакле не возникло. А были концерты, переодевания, города, страны, сплетни, тайные письма, встречи с любовниками, подглядывания, репетиции – все это пронеслось увлекательным вихрем, превратившим повествовательный ряд в маленькое сценическое приключение, – с юмором и болью.
Из декораций (художественное решение принадлежит Антону Болкунову) – только доска для рисования (на ней время от времени появлялись схематичные «места действия» и «состояния души») и огромный сундук – центр сцены, инструмент для театральной игры и главная метафора, в которой будут похоронены мечты Сонечки о собственном счастье.
Придуманный ею мир оказался иллюзией, правда, на которую она уповала (честно говоря, сама являясь далеко не идеалом), оказалась заблуждением. В итоге она осталась одна: без покровителей, без друзей, без любимого человека, без матери и, главное, так и не обрела желаемого признания, осталась талантливой аккомпаниаторшей собственного незамеченного дарования.
Спектакль получился теплым, легким и очень личным. «Спектакль, которого не было», стал одним из центров фестивального внимания. И этот факт очень бы порадовал Сонечку, не будь она всего лишь литературным героем.
Сам же фестиваль в таком международном формате проходил в Алматы впервые. То, что все здесь «на новенького», проявлялось в некоторых организационных ляпах. Это и позднее формирование афиши, и репертуарные листы, которые гордились приглашенными театрами, но умалчивали о спектаклях, которые они привозят, это и очевидная несуразица с резким ограничением мест для участников фестиваля на просмотр спектаклей других театров. Последнее особенно странно. Пусть маленькие залы (хотя залы в основном были большие), пусть зрители висят на люстрах, но общедоступность, включенность всех гостей в атмосферу – важное и первое условие любого фестиваля. Впрочем, кто хотел, тот попал везде: театральный люд умеет обходить такого рода препоны. И все это, конечно, мелочи по сравнению с общей организацией события, с тем, что в Алматы пришла настоящая театральная жизнь. Фестиваль активно собирали и продвигали Галина Пьянова, Ольга Султанова, Настасья Старченкова, – и Казахстан обязательно скажет им спасибо за прививку хорошего театрального вкуса. Город с населением 1,6 миллиона человек имеет право на театр.
В материалы использованы фотографии из архивов театров