Царь и шут: о пьесе Григория Горина на сцене «Красного факела»
Григорий Горин «Шут Балакирев».
Новосибирский драматический театр «Красный факел».
Режиссер – Тимур Насиров.
Художник – Александр Мохов
При вспышках гнева и при ругани они не пользуются слишком, к сожалению, у нас распространенными проклятиями и пожеланиями с именованием священных предметов, посылкою к черту, руганием «негодяем», и т.п.. Вместо этого у них употребительны многие постыдные, гнусные слова и насмешки, которые я – если бы того не требовало историческое повествование – никогда не сообщил бы целомудренным ушам… Говорят их не только взрослые и старые, но и малые дети, еще не умеющие назвать ни Бога, ни отца, ни мать…
Адам Олеарий. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно.
«Красный факел» выпустил премьеру, важную для театра и для театральной жизни города. «Шут Балакирев» по пьесе Григория Горина в постановке Тимура Насирова – пример хорошо сделанного спектакля большой формы, удача театра, которой можно от души порадоваться. В недавно показанном фильме Владимира Оренова о «Красном факеле» Владимир Борисович вывел формулу успеха театра в действующей директорской модели: Тимофей Кулябин занимается искусством, все остальные режиссеры работают на кассу. Этот бином Кулябина-старшего работает: к примеру, спектакли-долгожители Александра Марковича Зыкова «Продавец дождя», «Поминальная молитва» продаются и с приглашенными звездами и без. Но ведь и «Маскарад» Тимофея Кулябина с Балуевым распродается за месяц вперед, да и «Онегин» мог бы иметь не меньший кассовый успех, если бы не возрастное ограничение. Напомню, что оно возникло из-за имитации соития с разными женщинами (не одновременно, а по одной за вечер), через что зрителю должно быть ясно — Онегин пресыщен и устал. Соблазнительницы в пандан к черной икре на завтрак с шампанским – причина ограничений для школьников, 18+. Дура лекс, сэд лекс. А жаль, отрокам увидеть бы красавца Онегина без галстука, или, точнее, без хрестоматийного/академического корсета. Но вернемся к нашим шутам.
Пьеса Горина была написана в 2000 году и драматург ее на сцене так и не увидел. А хорошо ли это будет здесь и сейчас, опасались мы с театральной общественностью. За 19 лет, прошедших с появления пьесы, Россия успела вернуть себе самоназвание Империи, проблематизировать роль тирана в истории отечества (Грозный, Петр и Сталин уже выглядят не столь однозначно в публичных дискуссиях), и, наконец – вишенка на торте! — историки и политологи всерьез обсуждают реставрацию монархии в России, а передача власти по воле верховного главнокомандующего фактически уже состоялась трижды (Ельцин – Путину, Путин – Медведеву, Медведев – Путину). То, что выглядело историческим экскурсом под пером Горина, превратилось в реальную политику, а что-то звучит прямо-таки злободневно: «С Турцией мы теперь дружим, мы меж собой воюем».
Но опасения политизированных театралов оказались посрамлены, спектакль состоялся — на сцене рождается интригующий объемный мир исторического костюмного спектакля, живущего, однако, в театральной современности. В нем много замечательных актерских работ и завораживающая работа художника с пространством (сценография Александра Мохова): поражающие воображение стены, арки и колонны, — модули, собранные из обыкновенных табуреток, ломаных и целых, другие занятные подробности. Например, головные уборы «простых женщин» это не просто «кички» (те самые, помянутые Пушкиным в «Сказке о золотой рыбке»), но кички разных моделей, характерные для разных губерний Российской империи (художник по костюмам Мария Лукка).
Конечно, не будь в труппе театра Сергея Богомолова, Балакирев бы не случился. Еще Александр Зыков, руководитель мастерской, где учился Сережа Богомолов, отметил его сходство с молодым Олегом Табаковым. Та же обезоруживающая улыбка, ясный взгляд, вид простодушный, лихой и придурковатый, при недюжинной смекалке и хитрости. Богомолов свободен и легок, его Ваня — это шут от бога, наделенный чувством юмора, мудростью и совестью в равных пропорциях.
Задумавшись, существует ли в современной жизни статус, аналогичный роли придворного шута, (хоть горинского, хоть шекспировского образца), поняла, что таки да, миссия выполнима. Жванецкий и Шнур. Жванецкий заслужил право говорить все, что он думает, умом, обаянием, талантом философа и годами безупречной службы своему народу, Шнур – умом, обаянием, наглостью, актерским бесстыдством и талантом виртуозного сквернослова. Балакирев, если верить драматургу Горину, был, скорее, Шнур, нежели Жванецкий, тем более, что при Петре время драматургов еще не наступило. Сергей Богомолов в роли Балакирева чист душой, никакие непристойности к нему не липнут, с него весь мат-перемат стекает, как с гуся вода. Говоря начистоту, анекдот про ранжир (мужское достоинство), который можно измерять циркулем или шагами мерить, в пьесе повторяется несколько раз и выдыхается с каждым повтором. Других годных шуток Балакирева и не вспомнить, однако ощущение, что шут был в своем деле хорош, возникает помимо слов.
Большая удача – назначение на роль Петра Андрея Черных. Рост, голос, простоватые манеры и портретное сходство – все работает на образ горячего и совестливого человека, над головой которого висит груз ответственности за империю. В спектакле этот груз вполне конкретен, это Царь-камень – постамент «Медного всадника». Он висит в глубине сцены и не дает забыть о смертном часе государя, будь он хоть трижды император. Виктория Левченко в роли Екатерины поначалу вызывает осторожные сомнения. Мы привыкли, что Екатерину Алексеевну играют артистки с особой женской статью: высокого роста с грудным тембром голоса, выдающимся бюстом и повадками dominatrix. Виктория Левченко в роли Екатерины Алексеевны – скорее, капризная постаревшая девочка, но ее любовь к Петруше искупает все. Вспоминаешь, что вроде бы Екатерина была небольшого роста, да и не знает никто толком, как она выглядела, портреты врут, портретисты льстят. Главное здесь не рост и не стать, а умение любить на сцене, Виктория Левченко это умеет, они с Петрушей – трогательная пара.
Мама Вани Балакирева Анисья Кирилловна (Елена Жданова) заполнила своей жизненной силой всю сцену, обогрела ее, обжила и осветила фейерверком актерской фантазии. Образцовое мастерство, живое импровизационное партнерство, несуетный и выразительный пластический рисунок роли, превращают роль второго плана в театральный праздник. Деловитая, сосредоточенная, собранная хозяйка дома, типичная «мамушка» — осязаемо и легко актриса высекает из обычных слов сценический юмор, который не в словах, не в трюках, а в актерском «серьезе», в той правде характера, которой учат в театральной школе, да потом эта наука не всем идет впрок. В паре с Дарьей Степановной (Татьяной Классиной) – нервной, пугливой, склонной к обморокам (дочка-то вся в нее) Елена Жданова создает запоминающийся образ героини из народа, на которой все держится. Форма головных уборов, надо сказать, соответствует характеру каждой из мамаш – у Ваниной мамы кичка уютная, ладная, а у Дуниной мамы- длинная, нескладная и какая-то растрепанная, как и сама Дарья-то Степановна с ее близкими слезами.
Отдельной зарисовки достойно барочное трио белых париков Лемешонок — Телегин – Поляков, являя собой три амплуа российской политики – иностранный агент Шафиров (Владимир Лемешонок), патриот и ястреб Ягужинский (Константин Телегин) и политический авантюрист Меньшиков (Павел Поляков). Опытные актеры и в равной степени по-мужски значительные фигуры разыгрывают политический балаган с явным удовольствием, не упуская полутонов и шансов для блефа. Они, конечно, не шуты, но карточные шулера, и у каждого в колоде по пять тузов.
Порывистая, красивая и смешная Катя Макарова наотмашь заявила о себе в роли невесты Балакирева Дуни Бурыкиной. Смотришь на дуэт Богомолов-Макарова в сцене сватовства и думаешь – красивая пара, и в самом деле, не поженить ли их, уж больно хорошо глядятся друг в друга. Красавица Макарова не просто не боится быть смешной, но бросается в стихию фарса с явным удовольствием, как солдаты-преображенцы в воду в жаркий день.
Из спектакля вырастает многофигурный портрет русского мира: на нем и двор, и армия, и семья, и шутейная команда. Пьеса Горина сложна для толкования, в ней трудно уловить жанр. Это комедия? Или все-таки драма? А может быть фарс? Или это притча о российской жизни, где все никак не выходит каменный цветок?
Ключом для режиссера становится народная смеховая балаганная культура, к которой Тимур Насиров относится всерьез, с пониманием и уважением. Все было бы просто безупречно, но, по правде сказать, второе действие показалось длинным, нестройным и распадающимся на куски. В сцене путешествия Вани в загробный мир сюжет теряет динамику, ранжир рассказчика обмякает, и Петр преподносит дежурный урок потомкам, вдруг из императора превращаясь в обывателя и резонера. Во времена тотального Тырнэта преподносить зрителю исторические трюизмы как-то даже не комильфо: страна большая, порядку нет, дураки и дороги, пьют и воруют. Порой лучше, ей-богу, матерная частушка, чем такой невыученный урок истории.
Петр I — Меншикову:
Высылаем сто рублёв
На постройку кораблёв. Напишите нам ответ, Получили али нет.
Меншиков — Петру:
Получили сто рублёв На постройку кораблёв. Девяносто три рубли Пропили и прогребли Остается семь рублёв На постройку кораблёв. Напишите нам ответ, Строить дальше али нет.
Петр — Меншикову:
Воля царская моя: Я не знаю ни буя, С кем пили, кого гребли Мне — чтоб были корабли!