«Дети солнца» в «Красном факеле». Горький Чехов: испытание миллениумом
В год 150-летия со дня рождения «Буревестника революции» Тимофей Кулябин поставил совсем неюбилейного (а кто бы сомневался?) Горького. Убрав из написанной в 1905 году пьесы «Дети солнца» социальную составляющую и тему враждебного неприятия народом интеллигенции, режиссер сфокусировался на взаимоотношениях главных действующих лиц, то есть интеллигентов. Он заявил, что в этом произведении ему по-настоящему интересны лишь чувства персонажей, потому как именно они являются пружиной и движущей силой этой истории. Причем, интерес к пьесе возник давно, задолго до юбилея, а работа над спектаклем началась еще два года назад. Дело в том, что Горький в период создания «Детей солнца» находился под сильным влиянием Чехова: у него «чеховские приемы, мотивы, композиция, это русская психологическая драма начала века», — говорит режиссер и рассматривает новую постановку как продолжение своей работы в русле «вокруг чеховского» направления, начатой им в краснофакельских «Трех сестрах» и «Иванове» Театра наций.
Меньше всего эти опыты «вокруг Чехова», как совершенно очевидно, похожи на рутинное и мирное колдовство театрального алхимика над классикой. На этот раз, когда Горький и Чехов изначально были смешаны в одной пробирке, рвануло сильнее прежнего (я имею в виду предыдущие впечатления – от «Трех сестер» и «Иванова»). И даже резануло горячим глаза, отдаваясь в сердце реальной болью. Случилось, на мой взгляд, попадание в мирочувствование современного человека, срезонировавшее как по осознанным (агрессия и диктат новейших технологий), так и отчасти неосознанным (глобальный и ситуативный страх, одиночество) самым сложным его проблемам. Искать же объяснение такого попадания, думаю, следует, прежде всего, вот где: во-первых, как и в «Иванове», а точнее, после него, скрупулезность работы постановщика с актерами выросла еще на какие-то его собственные, кулябинские, порядки. Хотя уже в «Иванове», по мнению критиков, режиссер «показал невычерпанность традиции русского психологического театра», «театра актерского»: имелось в виду, что на этом поле, оказывается, можно, как это сделал Кулябин, пахать и пахать… Результат: в «Детях солнца» краснофакельские актеры молодого и среднего поколения представили не просто замечательно талантливое освоение ролей, но, скажем так – показали себя мастерами. Во-вторых, в обновленные мехи горьковского сюжета авторами спектакля было влито новое содержание, отвечающее на сущностные вызовы времени, предъявлены актуальные понятия и парадигмы.
Заметим, что текст горьковской пьесы (купюры – само собой) сверхчутким соавтором режиссера – драматургом Ольгой Федяниной был «освежен», но радикально не переписан. Взаимоотношения ученого-визионера Павла Протасова с его окружением (вполне обычные в его восприятии и весьма непростые – в восприятии жены, сестры и друзей дома) сохранены до реплик. Радикально изменены биографии персонажей, соответственно – время и место. Все происходит накануне и в ночь, а также спустя сутки после миллениума в… преподавательском кампусе Стэнфордского университета. Все герои – выходцы из России, по разным причинам покинувшие страну в 90-е годы. Так, ученый-химик Протасов здесь выдающийся ученый-программист, разрабатывающий алгоритм облачного хранения информации. Его жена Елена по новой версии – «Мисс Стэнфорд-95» и бакалавр естественных наук. Сестра Протасова Лиза – бывшая актриса, за четыре года психологически так и не оправившаяся после теракта 1996-го года в московском метро. Влюбленный в нее доктор Чепурной, работавший в советско-американском проекте НАСА, теперь доцент медицинского колледжа в Стэнфорде. Его сестра Мелания начинала свою «карьеру» в отечественном экскорт-агентстве, ныне она – вдова техасского мультимиллионера. Вагин – магистр изящных искусств, модный фотограф и дизайнер, читающий курс лекций в Стэнфорде.
Эти развернутые «биографические справки» в программке-буклете к спектаклю читать чрезвычайно интересно. Они сами по себе – пьеса, хотя и без текста. Вернее не так: Тимофей Кулябин, всегда ставящий спектакли о дне сегодняшнем («потому что я в этом времени живу, а как было «тогда», я доподлинно не знаю»), и Горький, писавший только актуальную драму, благодаря чутью постановщика, идеально совпали, создавая коллективный портрет интеллигенции на фоне слома времен на рубеже веков. Дословно, по Кулябину: «сложное психологическое сплетение конфликтов внутри исчерпавшего себя мира». А совпадения удивительны: например, фрагмент монолога Протасова о будущем почти идентичен отрывку из знаменитой речи Стива Джобса перед выпускниками Стэнфорда. И так далее…Вечно впаянный взглядом в монитор компьютера главный герой, если бы отвлекся и поразмыслил, вполне мог ответить постоянно втягивающему его в разбор чужих поступков и страстей окружению репликой горьковской Вассы Железновой: «Я не люблю людей». Но скорее – обращенным к самому себе, намного более гуманным высказыванием Джобса: «Не позволяйте шуму чужих мыслей перебивать ваш внутренний голос».
Основной конфликт рассказанной театром истории так и хочется изобразить графически: линия-вектор, устремленная вверх, то есть в будущее (вопрос – будет ли оно, это будущее?) – это Павел Протасов, а множество линий, рассыпавшихся как пучок сухой травы, и летящих вниз, в бездну небытия – остальные. С ними также – живущие на Земле миллионы, о которых говорит Лиза, – дикие, озлобленные, чья ненависть рано или поздно вырвется на улицу. В горьковские времена они назывались народными массами. Сегодня у злобы много имен, в том числе имена террористических группировок… Ключевое слово – противопоставленные фанату науки «рассыпавшиеся». Не имеющее единой связки-идеи человечество.
Художник Олег Головко решает сценографические задачи беспафосно и, как всегда, предельно точно. Комнаты кампуса расположены по одной прямой, у них нет стен, зритель может наблюдать происходящее в каждом жилище, куда перемещается действие. Персонажи как бы имеют личное пространство и одновременно составляют некую общность. Но в отличие от похожего, скажем так, ларс-фон-триеровского, приема в «Трех сестрах», где отсутствие стен создавало ощущение семьи и дома, тут доминируют расположенные в верхнем ярусе декораций табло электронных часов, показывающих разное время, – у каждого персонажа свое. Каждый самоутверждается, самоидентифицируется и, не слыша ближнего, решает за него его судьбу. «Распалась связь времен» – какое может быть понимание, тем более эмпатия…
Эту непосильную ношу, как крест (в большей степени по отношению к любимому мужу, в меньшей – к остальным), пытается нести в спектакле Елена. Супружеская пара Протасовых сложилась не случайно: оба идеалисты – он трудится на благо человечества (хотя даже жена для него – досадная помеха занятиям наукой) и верит, что «люди со временем оценят нашу работу», она, в общем-то, несчастная рядом с Павлом женщина, не просто декларирует, но живет по некоему эстетическо-моральному кодексу, где любовь к прекрасному, к солнцу и свету сделают в будущем справедливой и прекрасной саму жизнь… Сбыться этому вряд ли суждено, резюмируют авторы спектакля: Павел в финале совершает абсолютно органичный для него шаг, который не оставляет ни героям спектакля, ни зрителям надежды.
Философы ушедшего века предугадали тенденцию: «Физик, равнодушный к этике, – явление социально опасное, – сказал в 70-х Юрий Лотман и добавил: но профессионально допустимое». Однако свято верившие в силу гуманизма они не могли предвидеть, что после миллениума, принесшего мощный технологический взрыв, новые способы коммуникаций, обнуливших расстояния, изменивших время, разобщенность людей в нашем мире станет настолько глобальной, что ее в определенном смысле можно считать Апокалипсисом… Именно его отражение мы угадываем в финальной сцене, в полных ужаса и слез глазах Елены. Запоминающийся фирменный стоп-кадр из нового спектакля Тимофея Кулябина.
Действующие лица и исполнители:
Павел Протасов — Павел Поляков
Лиза, его сестра — Ирина Кривонос
Елена, его жена — Дарья Емельянова
Дмитрий Вагин — Константин Телегин
Борис Чепурной — Андрей Черных
Мелания, его сестра — Линда Ахметзянова, Екатерина Жирова
Фима, горничная — Валерия Кручинина