«Пианисты» Новосибирского молодежного театра «Глобус»: Музыка несвободы
Про спектакль Бориса Павловича «Пианисты» (впрочем, как и о других его работах), невозможно говорить универсальным театроведческим языком. Этот режиссер находится в собственной системе координат, создавая уникальный сценический текст. Но начать с банальности мне придется. «Пианисты» Павловича спектакль пронизанный музыкой насквозь, и о ней же, во многом поставленный. Музыка из всех искусств обладает возможностью более прямого воздействия на человека, но вместе с тем музыка и гораздо более четкое, математически выверенное искусство. Эти вещи, конечно, взаимосвязаны и взаимозависимы.
Уже в начале зрителя настраивают на определенное восприятие: 9 человек усаживаются на стулья, расставленные в центре площадки, позади них становится еще один человек-дирижер. Он произносит текст из начала романа Бьернстада, при этом ритмизируя прозу, делая нарочито искусственные паузы. Остальные актеры становятся в этот момент оркестром. Они создают разновысотные звуки, благодаря которым возникает фон для реплик персонажей. Герои выделяются из общего хора, по кивку головы дирижера.
Оркестр, по сути своей, централизованная вертикаль, где все находятся в прямой зависимости от одного человека. И после такого начала в голове моментально возникает тема: спектакль о несвободе. О том, как художник, творчество которого парит над любой иерархией, становится зависимым от собственного искусства или от искусства других. Это заложено и в тексте романа, где по сюжету молодые пианисты вынужденно оказываются перед выбором: жизнь или творчество. Главный герой Аксель Виндинг бросает школу, чтобы заниматься музыкой, и только после провала на конкурсе музыкантов, постепенно приходит к осознанию того, что есть еще, например, любовь. Аня Скууг – наиболее талантливая конкурентка Акселя – осознала это несколько позднее, когда уже застрелился ее отец после провала дочери на дебютном выступлении, а сама Аня оказалась на больничной койке.
У Павловича тема свободы от творчества проходит не только через сюжет, но и через структуру спектакля. Актеры театра «Глобус» здесь обязаны быть несвободными, они замкнуты в системе мизансцен, ритмов и звуков, не могут позволить себе даже секундное переключение внимания на зрителя, партнера или свет. Потеря концентрации в этом случае неизбежно приведет к краху всего художественного высказывания. Надо сказать, что артистам удалось выдержать это трехчасовое испытание, и на выходе случился эффект, как от прослушивания идеального исполнения симфонии Шуберта или Бетховена. Вот только всем ли по душе такая музыка?
В спектакле нет момента, где что-то было бы не идеально. На гладкой поверхности спектакля не за что зацепиться. Борис Павлович выстраивает символический ряд на основе текста Бьернстада, выверенной музыкальной партитуры Романа Столяра и световых эффектах Стаса Свистуновича. Только в какой-то момент задаешь себе вопрос – а за чем мне, зрителю, здесь следить? Мастерство актеров, как части оркестра, исчерпывается в первом акте, а затем они продолжают делать все так же профессионально, но без развития. Можно было бы последить за сюжетом, но он все же разворачивается не столь быстро, чтобы держать в напряжении три часа. Можно сфокусировать внимание на актерских работах, но в них намеренно соблюдена техничная холодность, которая не дает сочувствовать персонажам.
К финалу на сцену выносят репродукцию картины Эдварда Мунка «Солнце». Персонажи «Пианистов» один за другим начинают умирать, молодежной тусовке музыкантов явно предначертано не радужное будущее. Константин Симонов и Светлана Грунина, которые играли главных героев, проводят удивительный эпизод: глядя другу в другу в глаза они постепенно доходят до состояния максимально близкому к слезам, при этом, не давая им возникнуть. Это прощание с умирающей любовью Акселя и к Ане, и к музыке, и к жизни. Все актеры покидают сцену, и мы видим только Акселя застывшего на фоне картины Мунка. Выход в уничтожение здесь неизбежен, так как от несвободы можно уйти только так, а альтернативной свободы в структуре сценического текста не существует. Звуков уже нет, а через несколько секунд актер и «Солнце» тоже растворяются в темноте. Кажется, что на экспрессионистский закат в этой работе можно смотреть вечно. Но стоял ли кто-то у этой картины дольше дежурных пятнадцати минут?
Выбирая между филармонией с шикарной, но не требующей к себе внимания классикой, и рок-концертом, где на меня будут кричать со сцены, чтобы я туда посмотрел, я всегда выберу второе. Да простят меня снобы. Разумеется, все субъективно, и кто-то может наслаждаться мастерством артистов, входить с ними в контакт и созерцать картину человеческой беспомощности перед бытием. Только вот сама картина на меня не прыгает, не трясет за руку и не говорит – взгляни на меня. И я просто прохожу мимо. Потому что я свободен. «Пианисты» же этой свободы лишают всех – и артистов, и персонажей, и зрителей.
Читать еще ОКОЛО о спектакле «Пианисты»: текст Степана Звездина «Музыка как дорога к смерти»