Рождественский фестиваль искусств: размышления про человека

Рождественский фестиваль искусств прошел в Новосибирске в тринадцатый раз. В этом году он получился очень разнообразным, каким и задумывался двадцать шесть лет назад. В рамках фестиваля прошли театральная и музыкальная программы, открылась выставка «Сибирский иронический концептуализм», которая работает до 12 января, случился перформанс «Предел» в новосибирском метро, а еще был цикл лекций ведущих театральных критиков из Москвы и Петербурга.

Театральная программа, в свою очередь, тоже получилась разноплановой, поэтому обнаружить сквозные сюжеты или увидеть близкие формальные решения — не такая уж простая задача. На первый взгляд, таких пересечений нет. Организаторы постарались собрать совершенно разные спектакли. В этом, с одной стороны, видится желание сделать так, чтобы зритель мог выбрать то, что ему по душе; с другой стороны, — показать развернутую картину театральной жизни, где могут соседствовать комедия дель арте, современный танец, спектакль-променад, спектакль-концерт, спектакль по классическому тексту, спектакль по современному тексту и масштабное карнавальное действо.

«Из жизни планет». Проект Олега Нестерова и группы «Мегаполис». Режиссер Денис Азаров. Фото Виктора Дмитриева.

Пока я думала о возможных пересечениях, хотя бы тематических, пришла к тому, что многие спектакли фестиваля объединяют размышления про человека который, в общем-то со временем мало меняется. Пусть эта мысль банальна, но в разговоре о современном театре, она нуждается в дополнительной артикуляции. Человек сегодня по-прежнему оказывается в ситуациях, имеющих драматических потенциал, и, сталкиваясь с сопротивлением общества или другого человека, остается точкой отсчета.

Например, в основе спектакля «Из жизни планет» — проекте Олега Нестерова и группы «Мегаполис» — сценарии четырех неснятых фильмов, и каждый из них связан с судьбой конкретного человека. «Причал» Геннадия Шпаликова, над ним работал Владимир Китайский, «Семь пар нечистых» Владимира Мотыля, «Предчувствие» Андрея Смирнова, «Прыг-скок, обвалился потолок» Геннадия Шпаликова… Невоплощенные замыслы — обычное дело в советской стране. Олег Нестреров рассказывает истории больших художников, собранные из дневников и архивов, под живую музыку, которая сопровождает их или создает для их обрамление, подхватывает слова и переводит на другой, более эмоциональный язык. Мелодии, звучащие в спектакле, передают и тревожное ожидание, и предчувствие чего-то еще неизвестного, и надежды на лучший исход, и оглушающее бессилие. Эта музыка, сыгранная в современной манере, на современных инструментах, становится ключом к зрителю, позволяющим ему приблизиться к событиям прошлого и к людям, с которыми эти события произошли.

Конечно, здесь возникает ностальгическое настроение: сожаления о несделанном, несбывшемся, невоплощенном, и размышления о том, как сложилась бы жизнь этих кинорежиссеров, если бы у них была возможность работать так, как они хотели. Но эти истории становятся ближе к нам сегодняшним, потому что они не только про отношения художника и советской власти, хотя и про них тоже, но и про поиск себя, про выбор, который, возможно, и нам когда-нибудь предстоит сделать: быть частью толпы, принципиально молчать, или прийти к тому, что незачем жить, если нельзя свободно высказываться. Несколько сценариев, и все имеют право на существование, и какой из них выберу я — такой станет «снятым» фильмом, но какие-то останутся «неснятыми».

«Река Потудань» Псковского академического театра драмы им. А. С. Пушкина. Режиссер Сергей Чехов. Фото Виктора Дмитриева.

В «Реке Потудань» Псковского академического театра драмы им. А. С. Пушкина режиссер Сергей Чехов показывает столкновение двух миров, ушедшего (уже архаичного) и современного, с помощью согласования и рассогласования звучащего текста и физических действий, совершаемых артистами. Сюжет повести Андрея Платонова — история отношений красноармейца Никиты, вернувшегося с Гражданской войны, и его подруги детства Любы, привязанность к которой помогает ему снова ощутить радость жизни. Действие спектакля перенесено не то в больницу, не то в дом престарелых — казенное учреждение со стеной, на три четверти выкрашенной грязно-зеленой краской и побеленной сверху. Здесь в продавленных креслах сидят старые люди, женщина и двое мужчин, а молодая медсестра или сиделка, проходит по этому коридору, разносит лекарства, заботливо прикасается к старикам и терпит все, даже когда ее раз за разом швыряют на пол. Вероятно, это и есть Люба (Илона Гончар), появление которой всегда становится для них событием, и которая изо дня в день возвращает их к жизни. Таким образом сюжет Платонова проявляется в повседневности персонажей, как бы отражаясь в их памяти, проскальзывая из прошлого в настоящее. Любы и никиты, молодые и старые, могут находиться в одном пространстве и ощущать присутствие друг друга, а зритель — чувствовать напряжение, которое создается благодаря действиям актеров (они не произносят ни слова), закадровому тексту и титрам, всплывающим над сценой.

 

В «Солнечной линии» Виктора Рыжакова (спектакль Центра им. Вс. Мейерхольда) человек обнаруживает себя в конфликте с другим человеком — Вернер (Андрей Бурковский) и Барбара (Юлия Пересильд) вдруг понимают, что за семь лет брака не смогли друг друга принять, полюбить безоговорочно. Режиссер строит спектакль на голосоведении, когда актеры виртуозно на высоких скоростях произносят текст Ивана Вырыпаева (и кажется, что это единственный метод работы с его текстами, которые всегда сопротивляются разыгрыванию по ролям). В таком построении кажется, что герои несутся друг на друга, готовые врезаться на полном ходу, а потом набрать воздуха, чтобы снова увеличить скорость. При этом артисты, в основном, пребывают в статичных мизансценах, развернувшись к зрительному залу, включая зрителей в эту беспощадную словесную дуэль.

 

«Сережа» Московского художественного театра им. А. П. Чехова. Режиссер Дмитрий Крымов. Фото Виктора Дмитриева.

 

Способность понять другого и проявить чуткость у человека оказываются атрофированы. В спектакле «Сережа» по мотивам романа «Анна Каренина», поставленном в МХТ им. А. П. Чехова, Дмитрий Крымов оставляет линию Каренин — Каренина — Вронский и предлагает актерам посмотреть на персонажей отстраненно. Эта дистанция позволяет оценить знакомых героев сегодняшним взглядом, понять, каким может быть конфликт мужского и женского, и почему возникает отчуждение между близкими людьми. В центре противостояния оказывается Сережа, сын Карениных, и пусть в спектакле он всего лишь кукла, с внимательным, вдумчивым выражением лица, его присутствие становится тем важным обстоятельством, которое влияет на поведение и поступки персонажей, и, пожалуй, он сильнее всех чувствует, что жизнь стала похожа на раскачивающий из стороны в сторону поезд, где не так-то просто удержать равновесие.

В этом спектакле, построенном на трюках, все время случается что-то неожиданное: вот, по какому-то неуловимому сигналу из чемоданов вылетает белье, вот Каренин появляется на сцене с огромными оленьими рогами, и Анна запрыгивает ему на спину, будто хочет, чтобы он унес ее «в свою страну оленью», вот выстреливает из трубы и улетает букет, приготовленный Вронским Карениной, вот покачиваются, падают, кувыркаются пассажиры поезда, и метель врывается в открытое окно и закручивает всех в какой-то водоворот. Актерские работы здесь тоже — изящное трюкачество. Анна Каренина Марии Смольниковой настоящая клоунесса, уверенная в том, что искусно жонглирует эмоциями окружающих, а Каренин Анатолия Белого статный, несгибаемый, демонически страшно смеется над ней. Но когда Каренина меняет строгое черное платье на цветастый наряд и туфли разных цветов, подходящие клоунессе, она вдруг теряет власть над всеми и превращается в мать из романа Гроссмана «Жизнь и судьба», которая хоронит сына и остается совершенно одна.

«Предел». Авторы проекта Юлия Чурилова, Сергей Чехов, Евгений Лемешонок, Владимир Бочаров, Денис Франк, Полина Кардымон. Фото Виктора Дмитриева.

 

В «Правдивой и полной истории Джека Потрошителя» Театра взаимных действий (проект Шифры Каждан, Леши Лобанова и Ксении Перетрухиной) уничтожение человеческого сопрягается с расследованием — поиском человека, попыткой узнать из разных источников, кем был известный убийца, который стал культовой фигурой. Во время променада, в тесной комнате, заставленной коробками, артистки озвучивают разные версии, и получается, что Потрошителем мог быть кто угодно, даже Льюис Кэрролл. Поиск человека становится невозможным, поскольку нельзя докопаться до истины, а значит, и очеловечить преступника. Пожалуй, это тот редкий случай, когда не с кем соотнести себя, и остается, будучи движимым любопытством, следовать за проводниками, соглашаться или не соглашаться с версиями, и все равно обмануться, а еще вдруг подумать, что никогда не знаешь, кто находится рядом, и испугаться этой мысли.

 

Интересно, что само по себе отсутствие персонажа, его голоса, его индивидуальности не становится проблемой. Даже в толпе, в метро, среди разрозненных элементов, зафиксированных в тексте, как на перформансе «Предел», можно найти что-то резонирующее с собой. Намеренное исключение человека здесь как раз работает на его конструирование, выстраивание из деталей, возможно, просто потому, что так привычнее, и это естественная потребность зрителя или участника спектакля.

 

Рождественский фестиваль в городе воспринимается как фестиваль брендов. Именно ему мы благодарны за встречи со спектаклями Льва Додина, Валерия Фокина, Алвиса Херманиса, Римаса Туминаса, Сергея Женовача, Андрея Могучего, Миндаугаса Карбаускиса и других мастеров. В последние годы, реагируя на изменения театрального ландшафта, фестиваль начал выходить из привычного для себя поля и знакомить зрителя с другими видами театра. Например, в программе прошлого Рождественского были показаны «Колино сочинение» Яны Туминой, «Топливо» Семена Александровского и «Разговоры беженцев» Константина Учителя — спектакль, прошедший на железнодорожном вокзале «Новосибирск-Главный», а в этом году чего стоили только фееричный «Золотой осел» Электротеатра Станиславский и двухдневная публичная сессия с работами сибирских режиссеров, которые разбирал Борис Юхананов. В стремлении раздвинуть границы, при этом не отказываясь от выбранного направления, Рождественский фестиваль протягивает руку возникшему позднее фестивалю уличных театров «Три вороны» и недавно появившемуся фестивалю актуального искусства «ХАОС», вступает в диалог с ними, показывает, каким разным может быть театр, и несомненно, расширяет контекст, занимая свою нишу в  лавине событий, которая в последнее время захлестнула театральный Новосибирск.