«Sociopath / Гамлет» по мотивам сюжета о Гамлете в «Старом доме»: Versus Гамлет
Очередной вольный пересказ «Гамлета» в версии Андрея Прикотенко всеми силами стремится в актуальность. Здесь и рэп-батл Гамлета с Клавдием, и проекции на стенах, и поиск текста перевода Пастернака в Яндексе. Такая очевидная направленность на молодежную аудиторию – важнейшая составляющая спектакля, который начинается с того, что зрителям разрешают выкладывать в соцсети фото и видео. Социопатия «типа Гамлета» таким образом передается людям, что сидят в зале и выкладывают видео в Instagram, чтобы продемонстрировать свою вовлеченность, а демонстрируют ее отсутствие.
Гамлет Анатолия Григорьева – хозяин игрового пространства. Он начинает играть на мобильном телефоне и там определяет характеристики для соперников. Хороших вокруг него нет, на каждого принц датский готов написать дисс. Клавдий – лицемерный подлец, Полоний – подлый лизоблюд, Розенкранц и Гильденстерн – друзья-предатели. Все опции высвечиваются на экране-сетке, который создает коробку вокруг героев. Рамка прозрачна и по факту не способна удержать героев от действий – двери с двух сторон площадки вскрываются слишком легко, но персонажей удерживает текст оригинального перевода, что проецируется на сетку в течение всего спектакля. Все они порабощены неоправданным страхом перед словами. Даже призрак отца Гамлета лишь расплывающиеся буквы на экране.
Текст – главное оружие персонажей на протяжении большей части действия. Подтексты шекспировских героев выведены наружу и продемонстрированы словом: Гертруда открыто говорит, что не может больше страдать, да и Гамлет вместо метафоры-мышеловки, заявляет Клавдию, кто виновен в смерти отца. Пройдясь по всем, он переключается на зрителей, втягивает их в словесную игру. В какой-то момент он задает несколько вопросов с общим ответом – «Пох», который весь зал повторяет хором. И никто даже не замечает, как «Пох» стало на все, включая Бога.
Первый сбой концепции возникает, когда Гамлет характеризует Офелию как любовь. Кажется, что именно она вытащит Гамлета из затянувшейся антисоциальной депрессии, но этого не происходит. Текст на экране здесь разнится с действием – главный герой упрекает девушку в глупости и выставляет ее из пространства. Позже мы узнаем от Клавдия, что она погибла, и влияние ее на принца сведено к нулю.
Сбой второй – это поединки между героями, которые выведены из условности в упрямый реализм. Актеры швыряют друг друга об сцену, бьют рапирами по спине и корчатся в предсмертной агонии. Режиссер подчеркивает тем самым, первичность реального действия над пустым словоблудием, в котором разливается Гамлет в своих монологах. Текст – мнимая опора, которая рассыпается, как только его пытаются сделать главным аргументом. Даже если персонаж выигрывает словесную дуэль у оппонента, он обречен доказывать свою правоту в телесной битве.
Финальный монолог, когда он, уже получив шпагой в грудь от нежеланного отчима, убивает его в ответ, расставляет точки над i в конструкции спектакля. Гамлет долго рассуждает о бессмысленности существования и приходит к выводу, что теперь его вместо вопроса «Быть или не быть?» гораздо больше интересует – «Обделаюсь ли я после смерти?». Физиология вновь становится важнее философии, и это не только в мире спектакля, но и в нашей реальности. Если все так, то оправдана такая ненависть к окружающим и цинизм Гамлета по отношению к самому себе. Нам не предлагают никаких решений, просто фиксируют разложение коллективного сознания. Остается только делать шум. Пошумим!