«СтуденТЫ» в Томском ТЮЗе: вербатим, бессмысленный и беспощадный
Вербатим «СтуденТЫ»
Томский театр юного зрителя
Драматург – Вячеслав Дурненков
Режиссер – Антон Безъязыков
Художник – Дмитрий Фомин
Художник по свету – Андрей Зозуля
Как прорыв в новую театральную реальность позиционировал Томский ТЮЗ спектакль «СтуденТЫ», созданный в рамках «Арт-лаборатории», совместного проекта Международного фестиваля-школы современного искусства «Территория» и компании «СИБУР». «На сцене вас ждет не мир вымышленных героев, а люди, живущие среди нас», – говорилось в анонсе. Театр сообщал, что «СтуденТЫ» – его первый опыт документального спектакля, поставленного в технологии вербатим. «Самым настоящим экспериментом» называл постановку режиссер Антон Безъязыков, а драматург Вячеслав Дурненков не сомневался в «томскости» студентов, чьи «реальные истории стали частью спектакля».
Последний слог в названии спектакля волей художника Дмитрия Фомина стал личным местоимением. И получил право персонального обращения к каждому зрителю. «ТЫ», выделенное крупным шрифтом и красной краской, напомнившее плакат гражданской войны «Ты записался добровольцем», стучалось и в мое сознание. С афиши. С программки. С экрана. Оно как будто говорило: «Ты была студенткой. Ты сама учишь студентов. Твои дети учились и учатся в томских вузах. Среди твоих друзей и знакомых – большинство тех, кто учились в томских вузах. Значит, «СтуденТЫ- это про тебя».
Однако читка пьесы, предварявшая премьеру, и опыт просмотра документальных спектаклей заставляли не спешить соглашаться. Безусловно, есть повод порадоваться за театр, который обратился к вербатиму, пусть и спустя 30 лет, как эта технология была перенесена из Великобритании на российскую почву. Но тогда закономерно возникает вопрос: в чем же эксперимент? Особенно для режиссера, поставившего не один спектакль в этой технологии.
Что нового хочет нам открыть театр, в чем убедить? В том, что студенты – лицо Томска, известно давно и далеко за пределами города. Это лицо, как минимум дважды, до недавней премьеры, оказывалось на театральных подмостках: в 1962 году в «Университетской роще» и в 1982-м в «Кандидатах». Оба спектакля были поставлены в Томском драматическом театре, Первый – Михаилом Юфой, второй – Аллой Кигель. За основу одного были взяты стихи томского поэта Давида Лившица, а пьеса выпускников томских Станислава Федотова и Риммы Кошурниковой легла в основу другого.
Материалом для пьесы Вячеслава Дурненкова, как следовало из анонса, послужили интервью бывших и нынешних студентов томских вузов и колледжей. Таким образом, томское студенчество представлено сразу в нескольких поколениях, от 50-х годов ХХ века до наших дней. Поскольку Томск – город маленький, то еще до премьеры многие зрители знали, кто стал прототипом. Интрига заключалась в другом: удастся ли драматургу и режиссеру раскрыть феномен томского студенчества и передать его дух?
Знакомство с первым персонажем – итальянкой, вернее, молдаванкой, но приехавшей из Италии в Томск по студенческому обмену, родило надежду, что актеры успешно освоили технологию вербатим, в которой самое главное – точно, дословно, без литературной редактуры, передать речь прототипа.
Наталья Гитлиц нашла абсолютно точную интонацию и мягкий «иностранный» акцент для своей героини. Чуть сбиваясь, спотыкаясь о трудности русской речи, постоянно сомневаясь и поправляя себя, ее итальянка рассказывала об учебе там, в Европе, и объясняла залу, почему для продолжения учёбы выбрала Томск: «Наш преподаватель сказала, что здесь лучше, чем в Москве, потому что учителя, преподаватели здесь хорошие, и всегда помогают студентам…».
Дать иностранке первое слово, а потом сделать ее сквозным персонажем, подарив только ей возможность прожить разные состояния – в этом решении драматурга что-то есть. И это «что-то» приближает к пониманию самой природы студенчества как особого периода в жизни, когда человек отрывается от привычного жизненного уклада, от семьи, от друзей, когда ему впервые приходится самостоятельно принимать решения, осваиваться в новом месте, выстраивать взаимоотношения с непривычным тебе социумом.
Итальянка переживает случившиеся с ней перемены остро, но не трагично. Напротив, она жадно впитывает и русское, и томское. Она улыбчива, открыта миру, и к ней проникаешься симпатией. Функция «человека со стороны», которую дал драматург этому персонажу, актрисой осмыслена как функция концертмейстера, который настраивает весь оркестр по своей скрипке.
Как ни странно, но эту ноту «ля» не услышал режиссер. И вторая сцена с абитуриентом, который спрашивает у дворников, в какой лучше вуз поступать – насквозь фальшива, как по смыслу, так и по способу существования актеров. Даже в «лохматые» 60-е вчерашний школьник из глухой деревни не спрашивал у посторонних, в каком вузе есть «что-нибудь, связанное с химией». В Томск всегда ехали наверняка, зная, куда и зачем. А сегодняшнему абитуриенту и спрашивать не надо: он имеет право подать документы в несколько вузов сразу.
Когда же Абитуриент Олег Стрелец с сочувствием интересуется у дворничихи, спившейся аспирантки Жанны Апариной и «краеведа»-дворника Вячеслава Оствальда: «Студенты не раздражают?», – тут и вовсе приходишь в недоумение. Где заявленный документальный театр? Актеры разыгрывают сценку в духе студенческого театра миниатюр, которая по определению должна быть смешной. Наверное, поэтому без всякой видимой логики Дворник Оствальд рассказывает Абитуриенту о первом за Уралом телевидении, а Историк Апарина вдруг сообщает, что старинному городу – 425, накидывая Томску десять лет! Ну, так она «историк», ей виднее.
Киксанув в завязке, Антон Безъязыков и дальнейшую партитуру спектакля выстраивает так, что слух томского зрителя постоянно улавливает фальшивые ноты в однообразно тянущейся и под конец наскучившей песне о том, как не просто живется студенту. Иногда побочная тема «учусь не для себя, а для родителей, чтобы получить диплом» выходит на первый план, но и она, не достигнув кульминации, теряется в студенческом быте, житейских проблемах.
Впрочем, термины «завязка» и «кульминация» я употребила зря. Они уместны там, где есть сюжет и его развитие. В вербатиме по определению нет сюжета, связывающего в единое целое всех персонажей. От документального театра стоит ждать историй, которые, в идеале, должны ошарашить зрителя, удивить, вызывать сильные эмоции своей правдой, такой, о который вроде бы все знают, но публично, вслух не говорят.
В «Студентах» за 1 час 40 минут (спектакль идет без антракта) не прозвучало ни одной истории, которая хоть чем-то зацепила. Да, было время, «рвали рок» с оглядкой на коменданта и милицию, но в устах Галины Куки этот рассказ не выглядит, как некий особый вызов обществу, а просто как воспоминание о веселом времени студенчества. Возмущение героини Анастасии Чеверс, что ей, чистюле приходится жить в одной комнате с девушкой, которая неделями не чистит зубы, повисло в воздухе. Реакции на высказывание не последовало. А что сказать? Нечистоплотность – это, конечно, неприятно, но как она влияет на образ студентки? А что нового добавляет к образу студента история, как в 90-е меняли на рынке мясо, привезенное родителями из деревни, на модную одежду?
Слушая признание студентки, как она переспала с преподавателем, который на 33 года старше, не удивляешься, не возмущаешься, а только устало думаешь: и ради этого стоило становится студенткой? К тому же, такое могло случиться где угодно, не обязательно в Томске. Да, печально, что девушку выгнали из общаги за курение, хотя курила в комнате не она. Но то, что произносила Аполлинария Мусинова, трудно даже назвать монологом. Хотя актриса сделала все, чтобы это повествование о случившемся сделать запоминающимся. Она точно попала и в образ студентки филолога. Но как бы актриса ни работала на экран, который укрупнял ее эмоции, рассказанные истории так и остались не решенными.
Режиссер лишил актеров возможности проявить себя в действии, в диалоге, в пластике, в жестах. Потому что после сценки с дворниками, усадил всех на сцене. И у артистов для работы над образом из всех выразительных средств осталась только речь. Она и стала главным плюсом спектакля. На нее сразу обращаешь внимание. Шероховатая, рваная, косноязычная, не завершенная смыслово, обильно сдобренная молодежным сленгом, с инверсиями и обилием междометий, но живая, рождающаяся на глазах, она не только маркер вербатима, но и характеристика персонажей, через нее проявляется менталитет героев. За речью начинаешь следить с первых минут, и уже к середине спектакля убеждаешься, что она важнее, чем рассказанная история. В построении фразы оказывается больше смысла, чем в сообщении. В спектакле, где нет действия как такового, отчасти именно речь его и заменяет.
Ступеньки, выстроенные амфитеатром, на которых сидят студенты, напоминают одновременно лекционную аудиторию и телевизионную студию для ток-шоу. Но парадокс: в этой аудитории / студии о собственно студенческой «работе», то есть об учебе говорят как-то вскользь. Будущий оркестрант сетует, что приходится учить академическую музыку. Будущий филолог заявляет преподавателю, что не читала пьесы Вампилова, потому что он устарел. Настойчивое желание учиться проявила только одна очень возрастная студентка, поступившая в музыкальный колледж, не имея даже представления о музыкальной грамоте, зато у нее было огромное желание – научиться играть на кларнете. О сессии, о бессонных ночах перед экзаменами, о Научке или Пушкинке, о защите дипломных, о стройотрядах никто не вспомнил. Более того, несостоявшийся дизайнер забыл даже название своего учебного заведения, в его памяти стались только синие ворота. Правда, Игорь Савиных создал очень колоритный образ, и реплики его героя вызывали смех в зале. «Зато у нас есть кедрач», – говорит он. Видимо, для того, чтобы зрители не забыли, речь о Томске.
Да, персонажей (а их много, больше, чем актеров на сцене) объединяет только место. Студенческий город возникает из рассказов. Но он какой-то очень провинциальный. Да и студент в начале XXI века заметно измельчал. Вячеслав Дурненков, выстраивая реальные истории в хронологическом порядке (этот временной принцип на протяжении спектакля то проявляется отчетливо, то размывается), подводит к мысли, что современные студенты не умеют говорить ясно, внятно. Речь их убогая, скудная, косноязычная, если и эмоциональная, то это эмоция раздражения. Возникает даже сомнение: а умеют ли они вообще мыслить?
Возможно, понимая, что студенты получились несимпатичными, режиссер Антон Безъязыков решил несколько подправить коллективный портрет героя и завершил документальный спектакль «Гаудеамусом». Но гимн оказался не эмоциональной точкой спектакля, объединяющей сцену и зал, а просто фоном, на котором актеры зачитывают официальные визитки вузов: Томский государственный университет – столько-то студентов, столько-то профессоров, Томский политехнический – такое-то место в мировом рейтинге…
Пафосный отчет в духе партконференций вошел в откровенный диссонанс с главной идеей вербатима – показать не парадную сторону явления. Однако закончить спектакль «СтуденТЫ» признанием не студента, который не знает, где лучше учиться и стоит ли вообще учиться, Антон Безъязыков, видимо, не решился. Думается, не из уважения к Томску и томскому студенчеству, а по самым прагматичным соображениям. Конъюнктурный в замысле своем проект «СтуденТЫ» в финале обнаружил истинные намерения его создателей: поучаствовать в престижном проекте, а заодно сделать пиар театру как коллективу, который работает в современных технологиях.
И как бы фамильярное «ТЫ» не заставляло в принудительном порядке принять спектакль «СтуденТЫ», ни себя, ни свой Томск не вижу в нем. И одна только прекрасная итальянка Натальи Гитлиц остается в памяти. Но ведь она – человек со стороны.