Татьяна Горбенко: «Всегда выбираю крещендо!»
Татьяна Горбенко является бессменным хормейстером Новосибирского театра музыкальной комедии уже 40 лет. За эти годы она работала с хором более, чем в 100 спектаклях разных жанров – оперетты и музыкальные комедии, мюзиклы и концертные программы. Свыше 50 артистов хора, воспитанные Татьяной Евгеньевной, стали солистами музыкальных театров в России и за границей. Спектакли «Граф Люксембург», «В джазе только девушки», «Фигаро здесь!», «Сильва», «Гадюка», «12 стульев», в которых Т.Е. Горбенко выступила в качестве хормейстера-постановщика, были с представлены на Национальном театральном фестивале-Премии «Золотая Маска». 3 апреля главный хормейстер Новосибирского театра музыкальной комедии отмечает 55-летие творческой деятельности.
В вашем подчинении два десятка человек – это много или мало?
Последние годы число артистов хора в нашем театре стабильно. Это не может не радовать. Были времена, когда на сцену выходили и 16, и даже 2 человека – остальные свалились с температурой! Большой наплыв желающих петь в нашем хоре был в эпоху больших гастролей, когда театр побывал в Минске, Киеве, Симферополе, Москве. Помню, у нас работали 12 роскошных ребят с дирижерско-хорового отделения муз.училища, однокурсников Игоря Тюваева, ныне возглавляющего чудесный ансамбль «Маркелловы голоса»…
Не скрою, в моем коллективе постоянная ротация состава, ведь многие студенты музыкального колледжа, получив диплом, поступают затем в консерваторию. Совмещать работу в театре и учебу в вузе непросто. Важно вовремя сделать правильный выбор.
Наши артисты хора – фанаты своего дела. Они в театре с утра до вечера! Ведь человек, выходящий на сцену музыкального театра, должен не только хорошо петь, но и быть пластичным, владеть сценической речью. Не случайно некоторые артисты хора со временем повышают свой статус – переходят в солисты.
Не жалко расставаться с теми, в кого вложено столько сил?
Да, переходы в солисты зачастую происходят со слезами на глазах. Когда от нас уходила Лиза Гек (сейчас она носит фамилию Дорофеева), я плакала вместе с ней. С другой стороны, людям необходимо развиваться, и прежние рамки им становятся тесны.
Когда в хор пришел Коля Литвинцев, его не хотели брать: худенький, невысокого роста, голос слабенький. Сейчас он возмужал, заканчивает консерваторию, работает солистом. Далеко не сразу заматерел Алексей Штыков, он был очень зажат. Сегодня же видеть и слышать его на сцене – сплошное удовольствие! А что было бы с этими ребятами, не пройди они школу хора – это большой вопрос…
Не могу не отметить: и сейчас в хоре поют несколько человек, которые, уверена, со временем станут солистами-вокалистами театра.
Какая роль отводится распевке в начале репетиции?
В последнее время полноценные распевки я не провожу. Они были необходимы, когда в хоре пели непрофессиональные вокалисты. Сейчас на репетиции ребята приходят после занятий в музыкальном колледже распетыми – зачем их перегружать? Голос надо беречь, это не железная труба.
Простите, а сто грамм «для голоса» у вас принимают?
Ну, можно выпить и 150, и 200 грамм – чего мелочиться? Но – после премьеры. Должна вам сказать, у нас работают ребята, которые об алкоголе не думают. Это раньше кое-кто мог себе позволить прийти на репетицию с перегаром. Сейчас мы отмечаем дни рождения только чаем и соком – и никто не жалуется.
А вы строгий руководитель? Метод кнута и пряника – это про вас?
Такими методами можно только терять людей! Если ты будешь при всех орать: «Выйди вон, ты ничего не можешь!», результата не добьешься. Любому артисту важно, чтобы в него верили. Я стараюсь ни на кого не повышать голоса. Мягкие замечания приносят наибольшую пользу. Хамство и вседозволенность – самое страшное в театре. Надо уважать себя и других.
35 лет я проработала с хором одна. Сейчас мне помогают педагог по вокалу Александра Михайловна Ладыженская, заслуженная артистка России, много лет солировавшая в труппе, а также молодой хормейстер Денис Немирович-Данченко, заканчивающий консерваторию. Артисты хора заняты не только в спектаклях: мы готовим отдельные концерты, вечера романсов, с которыми выступаем на разных площадках. У нас разработана система материального поощрения – так называемая хоровая корзина. У каждого свой вклад в общее дело, и оценивается он соответственно.
С кем у хормейстера Горбенко чаще всего возникают творческие разногласия: с дирижером или режиссером-постановщиком?
Разногласия – один из признаков творческого процесса. Они бывают и должны быть! Находить компромиссы – важная часть работы в театре. Слава богу, с диктаторами, не слышащими никого вокруг, я никогда не сталкивалась.
Когда 42 года назад меня пригласили служить в театре музкомедии, там работали титаны: потрясающий режиссер Анатолий Яковлевич Мовчан, замечательный дирижер Борис Ефимович Цигельман, прекрасный художник и пианист Сергей Георгиевич Болле. Я прошла великолепную школу. Ведь ни взаимодействию с руководителями театра, ни управлению коллективом творческих людей нигде не учили. Были сложности и другого рода. В консерватории я видела только партитуры опер, потом делала переложения советских песен для студенческих хоров. А тут мне пришлось иметь дело с опереттой! Я благодарна всем, кто помог мне освоиться в профессии, когда на неизбежные ошибки мне указывали очень деликатно. Отдельное спасибо за поддержку – папе, прослужившему главным хормейстером в нашем оперном театре со дня основания.
Никогда не забуду волнения, с которым выпускала свои первые спектакли: «Василий Теркин» с блистательным Олегом Савичем и с «Любовью не шутят», музыку к которому написал Яков Григорьевич Гоберник, работавший тогда замдиректора театра.
Автор либретто к спектаклю по пьесе Кальдерона – Александр Метелица, верно?
Да. Вскоре после премьеры мы поженились. И прожили вместе 40 лет. Александр Яковлевич умер три с половиной года назад. Это был человек потрясающей эрудиции, настоящая «ходячая энциклопедия». Кроме того, у него был абсолютный слух, он великолепно пел и играл на гитаре. У нас дома постоянно были гости: актеры, певцы, режиссеры, дирижеры, музыканты, поэты, журналисты – в двенадцатиметровой комнате собиралось до 30 человек! Отмечали премьеры, вводы, бенефисы, публикации…
Как вам кажется, почему людям нравится вместе петь?
До прихода в театр я руководила студенческими хорами в мединституте, в Сибстрине, вела хоровую студию в ДК имени Горького. У нас были коллективы в 40, 50, 70 человек. Пели все: от «Аве Мария» до «Партия – наш рулевой». И обратила внимания, как быстро молодые люди, студенты объединяются. Выходит, чувство локтя крепко сидит в человеке.
К слову, возможно, в свое время я бы и не пошла работать в театр. Но директор музкомедии Александр Дмитриевич Иванов пообещал дать мне однокомнатную квартиру. Для меня, молодой мамы, всю жизнь прожившей с родителями, это был весомый аргумент. Вскоре после моего трудоустройства Иванов умер, но в руководстве театра были порядочные люди, и жилье я получила. А ведь запросто могли сказать: «Кто тебе обещал квартиру, с того и спрашивай!». Увы, сейчас такая ситуация практически невозможна – слишком уж изменились времена.
А как со временем изменился ваш зритель?
Публика меняется вместе с репертуаром. В 90-е годы залы пустовали. Сейчас наблюдается всплеск интереса молодежи к музыкальному театру – за счет того, что мы предлагаем не только классику жанра (Кальман, Штраус, Легар), но и современные мюзиклы. «Гадюка», «Вий», «Сирано де Бержерак», «Дубровский», «Тристан и Изольда», «Одиссея капитана Блада» – все эти спектакли смотрят, затаив дыхание.
Сейчас мы репетируем кальмановскую «Марицу» – по просьбе зрителей, соскучившихся по добротной классической постановке. Премьера намечена на середину мая.
В мюзиклах все поют в микрофон. Как вы относитесь к тому, что со сцены не слышно живого голоса?
К подзвучке все быстро привыкли – и артисты, и публика. Уже и в детском ансамбле «Непоседы» поют в петлички! Для качественного звучания нужен профессиональный звукорежиссер – тогда все получат удовольствие. Люди приходят в музыкальный театр за положительными эмоциями, и надо стараться не обмануть их ожиданий.
Новосибирская музкомедия – завсегдатай «Золотой маски», где представлены лучшие спектакли страны. А как звучат другие театры в сравнении с нашим?
Дело не в количестве поющих людей на сцене. К примеру, музыкальный театр Екатеринбурга может себе позволить до 40 артистов хора. У нас нет столько ставок в штатном расписании. Но можно привезти в столицу 18 человек – и прозвучать интереснее! Хотя все знают: петь на чужой площадке непросто. К обычному волнению добавляется мандраж перед московскими критиками, дирижерами, режиссерами. Приятно, что приходят поддержать те, с кем вместе учились и работали: артистка хора Большого театра Ира Годлина, дирижер Борис Певзнер, композитор Ким Брейтбург…
В середине апреля мы везем на «Маску» нашего «Вия». В РАМТе, где нам предстоит сыграть спектакль, маленькая и довольно глубокая оркестровая яма. Значит, нужно за одну репетицию изменить звуковедение. Это кропотливая работа, но я верю: все пройдет хорошо. «Вий» – крепко сделанный спектакль. К слову, таких в нашем репертуаре немало.
Что увидит и услышит публика третьего апреля?
Впервые мой бенефис пройдет не по сценарию Метелицы. Мы придумали, что творческую часть программы составят массовые сцены из спектаклей – с участием солистов, выходцев из хора: Марины Ахмедовой, Елизаветы Дорофеевой, Вадима Кириченко, Алексея Штыкова. После антракта буду принимать поздравления.
Вы заслуженная артистка России, «Человек года-2011». Как меняют вашу жизнь награды?
Конечно, любой приз приносит радость. Но она очень быстро проходит. Нужно брать новые вершины. Почетные звания скорее нужны не артисту, а театру. Если в труппе много заслуженных и народных, а спектакли номинируются на «Золотую маску» – значит, коллектив в цветущей поре. К сожалению, присвоение званий сейчас происходит трудно. А ведь у нас много тех, кто его давно заслужил.
Были возможности уехать из Новосибирска?
В советское время проводились творческие лаборатории хормейстеров и дирижеров. Под руководством Льва Оссовского мы два раза в год выезжали на неделю в Ленинграл, Москву, Свердловск, Минск, Баку, Одессу, Киев. Когда дошла очередь до Новосибирска, известный уральский дирижер Петр Иванович Горбунов предложил мне провести открытый урок в нашем театре. Спевка солистов и хора прошла великолепно, и меня пригласили на должность хормейстера Свердловской музкомедии. Но речи о переезде и быть не могло: я не перелетная птица. Дорожу тем, что имею.
Замечаю, как стремительно меняется наш город. Строительство идет бурными темпами. Сколько новых высоток стоит! Только мне кажется, жить в них некому: денег у людей не так много. Строить хорошие дороги, видимо, совсем невыгодно – это наша обуза со времен Карамзина. К сожалению, поутихли разговоры и о благоустройстве Центрального парка, и о строительстве нового здания театра музкомедии. А у нас даже репетиционного зала нет! Но, видно, не жить нам в то время, когда все изменится к лучшему…
Как раз хотел спросить: во что верите – в гороскопы, высшие силы, в дружбу?
Я верю в дружбу. Дружить не значит собираться за одним столом. Друг познается в беде, я убедилась в правоте этой пословицы после смерти мужа.
Вообще, дружба и театр это отнюдь не «две вещи несовместные». Я много лет дружу с Иваном Андреевичем Ромашко, Ольгой Васильевной Титковой, Элеонорой Ивановной Титковой. Часть друзей уже, увы, отошли в мир иной.
Встреча с Иваном Андреевичем и Ольгой Васильевной – настоящий подарок судьбы. Оба потрясающие артисты, за словом в карман не лезут, всегда улыбчивы, с ходу влюбляют в себя коллег и зрителей!
Какой динамический оттенок вам ближе: крещендо или диминуэндо?
Конечно же, крещендо – развитие по нарастающей! Я всегда стремлюсь к высоте. Хотя удержаться наверху не так просто, но летать лучше, чем ползать.
40 лет в музыкальной комедии сменяются артисты, музыканты, танцоры, дирижеры, директора – Горбенко по-прежнему у руля! Да вы просто императрица музкомедии!
Эк куда хватили – императрица! (улыбается). Вообще-то, пожалуй, действительно, в нашем городе я – единственная из тех, кто столько лет проработал в театре на руководящей должности. Видимо, неплохо умею находить общий язык с коллегами. Да, я коммуникабельный и доброжелательный человек, не приемлю пошлость и злобу – такой уж воспитали меня родители. Ладно, уговорили – пишите: в канун юбилея чувствую себя царицей бала! (смеется).