«Пыль» в театре «Старый дом»: Точка на планете
Режиссер Михаил Патласов.
Художник Александр Мохов.
Драматург Алина Шклярская.
Спектакль Михаила Патласова «Пыль» поставлен по документальному материалу. В основном, это истории, рассказанные жителями Новосибирска, в том числе, артистами «Старого дома». Спектакль хочется изобразить несколькими фигурами, расположенными в одном пространстве. Они будто плывут, притягиваются, а потом отталкиваются друг от друга, то есть не соединяются, не монтируются. Впечатление складывается от разрозненных эпизодов, причем так происходит и в «Старом доме», и в лофте «Подземка». Спектакль одновременно проходит на двух площадках, только в театре на сцену выходят артисты, а в «Подземке» действие создают зрители, которые выполняют указания компьютерного помощника Юрия. В этой второй части (очередность определить нетрудно, потому что без спектакля, который идет в театре, сложно понять смысл того, что происходит в «Подземке») в отсутствие артистов зрители активно включаются в спектакль, и только от них зависит, как он сложится. К тому же, в «Подземке» структура действия довольно подвижна, поэтому каждый следующий показ может сильно отличаться от предыдущего.
Сквозной сюжет «Пыли» — движение человека от рождения к смерти. Этапы на этом пути (детство — зрелость — старость) режиссер осмысляет как переживания трагические. Михаил Патласов часто работает с болезненными темами. В спектакле «Чук и Гек» были ужасы сталинского режима, в «Ливии 13» — травля среди подростков, в «Пыли» явно очерчена проблема насилия. Со сцены звучат истории ребенка, который звонит по телефону доверия и рассказывает, что его насилуют в семье, и женщины, которую избивал муж. Насилие — то, что может произойти с каждым, независимо от пола, возраста, обстоятельств, только взрослый человек способен изменить ситуацию, справиться с проблемой, а ребенок обращается за помощью, но в ответ получает холодное безразличие оператора, привыкшего к подобным звонкам.
Такая же незаинтересованность окружает стариков, доживающих свой век в домах престарелых. Разговор со старой женщиной, вошедший в спектакль, кажется единственным проявлением внимания к ее жизни за долгое-долгое время. Человек в этой структуре, уязвимый по природе, обречен медленно угасать в полном одиночестве, потому что и жизнь, и смерть к нему одинаково немилосердны.
Кроме этого, в «Пыли» возникают сюжеты, которые в сквозные линии не складываются. В одном из эпизодов на большой серый шар, висящий над сценой, проецируется стена панельной многоэтажки. Темы, обозначенные в спектакле, хочется рассортировать по разным квартирам-ячейкам. Между ними нет пересечений. На одном этаже будут экологические проблемы, которые скоро приведут к глобальной катастрофе. На другом — устройство нейросети, фиксирующей все, что происходит с человеком: интересы, покупки, перемещения. На следующем — развитие городской среды, восприятие города как пространства для жизни.
По сути, «Пыль» формирует модель мира: в опыте разных людей отражается, какое множество явлений существует вокруг нас.
В обеих частях эти вопросы аккумулируются включениями искусственного интеллекта Юрия. Именно он ведет действие и задает основные темы, когда обращается к статистике и статьям из «Википедии», а уже следом в этом поле возникают истории реальных людей. В «Старом доме» их озвучивают артисты. Они показывают разные возможности работы с материалом. Во-первых, делятся своим опытом. Например, Халида Иванова вспоминает события детства и юности. Правда, о себе она говорит отстранено, словно представляет другого человека, то есть сама для себя становится героем рассказа. Факты ее биографии вплетаются в историю Новосибирска, и воспринимаются не только как личные переживания, но и как часть какого-то общего процесса. Кажется, это единственный случай в спектакле, когда жизнь человека и жизнь города оказываются тесно связаны.
Во-вторых, артисты присваивают чужие истории. В спектакле есть несколько монологов, авторство которых сложно определить. Непонятно, чей это текст: артиста или героя. Так случается, потому что, работая с содержанием, артисты не подражают речевой манере и поведению людей, с которыми они общались. Исполнители произносят чужой текст от себя, и как бы смыкаются с героями, сами становятся персонажами спектакля.
Третий случай, когда между артистом и героем возникает дистанция, созданная театральными средствами. Наталья Серкова, озвучивая разговор с женщиной из дома престарелых, почти пропевает его, то есть выносит за пределы бытового существования. При этом она вертится на полу, извивается, как рыба, выброшенная на берег. Возникает образ, связанный с той средой, в которой находится эта героиня: когда ты все еще живешь, но жизни уже нет, и дальше ничего не будет.
Еще один вариант, когда истории артиста и героя совмещаются в одном эпизоде: один артист говорит от себя (или как бы играет роль себя), а другой — от стороннего человека. Так происходит в разговоре Ларисы Чернобаевой с директором новосибирского крематория, чьи слова произносит Анатолий Григорьев. В этой сцене, пожалуй, самой мощной в спектакле, речь идет о восприятии смерти. Герой Григорьева — проводник, примиряющий человека, который стоит на краю пропасти, с неизбежностью: и в том случае, когда человек теряет близкого, и в том, когда сам оказывается на пороге смерти. Финальная сцена, которая охватывает вопросы мироустройства и описывает законы бытия, разворачивает спектакль в другую плоскость.
В «Подземке» некоторые из этих текстов вслух читают зрители, оказавшиеся на местах с определенными номерами. Остальные как свидетели происходящего либо слышат уже знакомые тексты (если успели сходить в «Старый дом»), либо сталкиваются с ними впервые и, скорее всего, не понимают, что их связывает. Самое интересное начинается, когда все присутствующие включаются в процесс. Компьютерный помощник Юрий задает вопросы и предлагает зрителям, разделиться по секторам, расчерченным на площадке. Здесь и сейчас они составляют статистику, и можно узнать, кто из них верит в бога, кто счастлив, кто исполнил детские мечты и так далее. Жаль, что эти моменты не встраиваются в спектакль, который проходит в театре. Несколько раз там включается трансляция из «Подземки», но изображение, на котором перемещаются люди, никак не комментируется, не объясняется.
Премьеру «Пыли» предваряли материалы, обещавшие, что из рассказов разных людей сложится портрет города, но, мне кажется, спектакль не похож на то, что про него говорили. Про город из него понятно только то, что Новосибирск серый, и что он воспринимается как транзит: сюда приезжают и отсюда уезжают. Главная черта Новосибирска (это следует из спектакля) — неопределенность. Состояние города сложно зафиксировать: все колеблется и меняется, так что на самоидентификацию новосибирцев «Пыль» не работает. Но жизнь города стала поводом для разговора о локальных и глобальных проблемах, с которыми мы сталкиваемся или можем столкнуться. Содержание спектакля, несмотря на разорванность и фрагментарность, оказалось шире какой-либо географии (вопрос случайности / неслучайности этого эффекта неважен). Все, о чем говорится в «Пыли», может произойти с кем угодно и где угодно (Тимофей Мамлин в своей речи сравнивает Новосибирск с Нью-Йорком и Пекином). Спектакль начинается с рассказа о том, что когда-то очень давно из космической пыли образовалась Земля. Так вот Новосибирск воспринимается как крошечная точка на планете, одна из множества таких же точек, которая, тем не менее, связана со всеми мировыми процессами.