Спектакль-тренинг «Теория счастья и свободы (практика неудачников)» – совместный эксперимент режиссёра и арт-практика Александра Андрияшкина и актеров «Первого театра», активно участвовавших в создании текстовой основы.
Первая посткарантинная премьера «Первого театра» обещает «отменить несчастье с сегодняшнего дня». Спектакль гарантирует «за каких-то полтора часа разобраться в наболевшем и сделать зрителей более счастливыми» В ТЕОРИИ, а за дальнейшие 20 бесплатных минут применить НА ПРАКТИКЕ всё сказанное с теми, кто решит остаться. Казалось бы, уже в разделении времени на «оплаченное» и «бонус» просматривается пародия на хайп коучей, наставников, лайф-тренеров и других экспертов жизни. На деле же «драматургия» (если это понятие вообще применимо к «Практике неудачников») раскрывает свой дуализм только для тех, кто остался. Для тех же зрителей, кто «всё понял» про спектакль и ушел после первой части, тренинг так и остаётся пародией. Думаю, излишне разъяснять, что создатели «Практики» — приверженцы теории о том, что докопаться до смысла может только готовый идти до конца.
Пространство, в котором существуют актеры, оформлено достаточно минималистично. Из реквизита в их распоряжении — школьная доска, которая помогает им схематично иллюстрировать свои монологи (привет демонстрации экрана в видеоконференциях), неподключенный синтезатор, зеркало, пустое ведро (в котором обещают сжечь всё плохое, но так и не сжигают, потому что «огонь в театре запрещён»). Невыполнимые обещания — это вообще изюминка данного спектакля.
В течение спектакля-тренинга грань между сценическим пространством и зрительным залом становится всё эфемернее. Актеры вступают со зрителями в диалоги, обнимают их (только по взаимному согласию), задают им вопросы, при помощи розыгрыша выбирают «случайного»человека из зала и используют его по ходу действа, а в конце и вовсе предлагают всем зрителям передислоцироваться на сцену.
Спектакль как будто даёт возможность расслабиться, но при этом на протяжении всего действа держит в напряжении. Актёры убеждают зрителей в том, что они в безопасности, что здесь они могут быть понятыми и услышанными. Но стоит залу расслабиться, как фокус его внимания внезапно насильно смещают, что приводит к аритмии восприятия. Такая атмосфера, по-моему, не случайна. Ведь она напрямую перекликается с тем состоянием, в котором мы оказались во время самоизоляции.
Вся первая часть построена на попытке зомбировать публику. Эстетически спектакль вобрал в себя частичку фильма «Иллюзия обмана» (ну, вы помните, «чем внимательнее вы смотрите, тем меньше видите»), частичку диско-stile группы Little big с их неподключенным синтезатором, частичку супергероики «Джокера» (ну или это просто были зелёные волосы) и частичку от гипнотических сеансов Кашпировского. Актёры, которые в данном спектакле выступают не как персонажи, а как взаимозаменяемые фигуры, берут на себя роль площадных зазывал, фокусников-надувателей, гуру-экзорцистов и тренеров личностного роста. Они перебивают друг друга, противоречат сами себе, создают фейки и информационный шум. В этом им помогает голосовой помощник Алиса, которая вначале по просьбе актёров разъясняет значение очевидных слов, а потом толкает монолог об иллюзии свободы и ставит всех перед фактом, что скоро 70% людей станут бесполезны, а их место займут роботы. В конце концов, если возможно запретить людям работать временно, почему нельзя сделать это навсегда? Балансируя на грани веры и сомнения, я как зритель никак не могу определиться «ок мне или не ок».
Невинные, на первый взгляд, задания коучей-актёров вроде поднять руки тем, кто зарабатывает меньше, чем тратит, или хоть раз задумывался о самоубийстве, вызывают у публики неловкость. Расслабиться и быть честным хотя бы перед самим собой даже в темном зале невероятно сложно. Особенно когда вся наша жизнь заставляет думать, прежде чем говоришь, и прилагать массу усилий, чтобы не выглядеть глупо.
А схожий тренинг, суть которого — поднимать руки, только если считаете, что новость правдивая, вообще заставляет усомниться в достоверности современных источников информации. Нет, серьёзно, вы вот знали, что Новосибирская область лидирует по выздоровлению после COVID-19? Это правдивая статистика? А завтра она всё ещё будет правдивой? Вам всё ещё «ок»?
Парадоксальнее всего работают утверждения, в истинности которых зрители могут убедиться уже во время действия. Как выглядит счастливый человек? Задавая этот вопрос, актёры узнают, что счастливый человек, по мнению собравшихся, обычно танцует и улыбается, да к тому же голый. Насколько этот собирательный образ далёк от реального счастья, присутствующие могут убедиться здесь же, пока другие актеры в точности воссоздают портрет «счастливца», выполняя инструкции зрительного зала. Такие перформативные практики вскрывают упрощение абсолютных понятий «счастье» и «свобода» и схематичность ассоциативного ряда, который рождается в наших головах при мысли о них.
Очевидно, что на спектакль-тренинг билет покупают не только, чтобы отдохнуть и получить удовольствие, но и чтобы удовлетворить какую-то личную потребность: в безопасности, в принятии, самоидентичности (нужное подчеркнуть). Человек может ясно не отдавать себе в этом отчёт, но желание присутствовать на такой практике сродни согласию посетить коллективный сеанс психотерапии. В этом утилитарном посыле, наверное, и проявляется главное превосходство спектакля над нарративными историями, после которых остается приятное послевкусие, но нет ощущения заинтересованности лично в вас.
«Практика неудачников» — это предложение (довольно настойчивое: тому, кто захочет уйти, угрожают проклятием, или, по крайней мере, удорожанием последующих билетов) покопаться в себе. Не заглушить ворох проблем алкоголем, антидепрессантами или другими «мозгоправами», а в игровой манере настроиться на диалог со своим внутренним «я».
Вам интересно, сдержала ли команда спектакля своё громкое обещание «отменить несчастье, начиная с сегодняшнего дня»? Нет. Но есть какая-то шкодливая свобода (вроде той, когда едешь на высокой скорости и громко кричишь) в том, чтобы размельчить в уничтожителе для бумаг список со всем тем, что хотел бы оставить в сегодняшнем дне и не брать в безболезненное завтра. И хотя за каждым «списком» зрителя стоит своя история, избавиться все хотят, конечно, от одного и того же: от страха, боли, неуверенности, иногда от кариеса.
На протяжении первой ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ части всем зрителям напоминают, что корни отсутствия счастья — в перманентном ощущении вины за то, как неправильно мы существуем. Не с первой попытки, но зал всё же присоединяется к актёрам, синхронно скандируя «Мы не виновны». Кто-то скептически усмехаясь, кто-то стараясь пропустить фразу через себя и вникнуть в суть. Но когда добрая половина зрителей уходит и остаются только те, кому больше всех надо, месседж перформеров резко меняется. Начинается, правда, всё невинно и бестолково: оставшимся предлагают пофотографироваться, поговорить с актерами и друг с другом, потанцевать и вообще послоняться в своё удовольствие. А потом вдруг резко предлагают принять, что «с нами со всеми на самом деле всё ок» и что мы все ВИНОВНЫ, и научиться наконец с этим жить. И вот уже наэлектризованная безнаказанностью публика, презрев свою рафинированную невинность, теперь на полном серьёзе скандирует то, от чего несколько минут назад отрекалась: «Мы виновны». После чего одна из актрис прерывает лозунговую психоделику неожиданным сторителлингом: кричит о дебильности происходящего, о невозможности изменить свою жизнь при помощи тренингов, об отсутствии у неё квартиры, нормальной зарплаты и работы… Заканчивается всё совместным катарсисом, когда плачущую актрису подходят обнять не только коллеги по цеху, но и зрители. Потому что неудачники должны держаться вместе.