«Я здесь» в «Старом доме»: «улица корчится безъязыкая – ей нечем кричать и разговаривать»
Это страшно и мучительно. Но я корчусь в муках счастья и стыда. Вдруг явственно ощутила течение жизни в своем теле. Зрение обострилось – вижу отчетливо каждый элемент, из которого состоит это беспощадное и прекрасное произведение. Я счастлива, что сейчас – я здесь. И что сейчас – я жива.
Спектакль Максима Диденко в театре «Старый дом» – построенный на контрапункте и диссонансе диалог между музыкальным диссонансом, зашитым в структуру спектакля, и визуальной красотой; между духом, индивидуальностью, которые стираются режиссером, и телом, его способностью выживать, приспосабливаться, его красотой и силой в исполнении новосибирских артистов.
Говорить о несвободе, о нашей страшной истории и параллелями с сегодняшним днем, нам все еще трудно. На фестивале «Ново-Сибирский транзит» не менее 70% спектаклей так или иначе связаны с преступлениями, совершенными русскоязычной властью по отношению к русскоязычному же народу. Тексты Льва Рубинштейна, вроде, нет.
Но Максиму Диденко удалось из актерского тренинга, наполненного собственным «я» и ощущением его в пресловутом «здесь и сейчас», и попыткой поэта ухватить миг жизни, почувствовать ее ход, создать более чем художественное и эстетически совершенное политическое высказывание.
Два часа зрители вместе с актерами находятся в состоянии замедленного времени. В переживании противоестественного темпа движений актеров. В наблюдении за тем, насколько слова автора иногда даже издевательски не совпадают с реальными ощущениями. Например, карточка № 19 из «Программы совместных переживаний»:
«Нам подчас бывает тревожно.
Но в данный момент мы об этом и не вспоминаем»,
– появляется в тот момент, когда ритм звукового ряда нарастает, часть сцены высвечивается алым, и очевидно, что режиссером заложено нарастание тревоги в зрительном зале. Все в этом спектакле работает на обнаружение отличия между реальностью и создаваемым сценическим произведением. Между тем кошмаром, в котором так же, как и мое внутреннее «я», корчатся все артисты, теряя индивидуальность, исчезнув на миг из поля зрения, сгинув под «столом» безымянного офицера (после они уже не идут, а выползают, лишенные человеческого достоинства), и своей физической молодой силой, которая была крупным планом показана в начале спектакля.
Осознавая себя в сегодня, в буквальном настоящем моменте, в своем времени, невозможно не ужасаться тому, насколько мы по-прежнему живем в прошлом. По законам прошлого, под влиянием прошлого, в ностальгии по прошлому. Фигура Автора из текстов Рубинштейна становится фигурой усатого палача народов, чей портрет существует на сцене практически постоянно. Но в финале он проступает, как пленка, в лаборатории, не сразу становится видно, что портрет уже не тот. На нем не изображено лицо, а только косвенные узнаваемые признаки – брови, усы, петлицы – это уже наше сознание достраивает картину до известной. И реагирует, как на известную, не включая в контекст сегодняшнего дня.
Я тоже, как и Максим Диденко, хочу, чтобы Автором моего мира перестал быть Иосиф Джугашвили по кличке Сталин. «Черный квадрат» – это новая точка отсчета. «Итак, я здесь» – «Но при этом так, как будто все только что началось».